style="font-size:15px;"> – Прости меня… Я не знал, что ты так страдаешь.
Эванджелин всхлипнула и обняла его.
– Тебе что, совсем на меня было наплевать? – спросила она. – Почему ты перестал звонить? Ну ладно, пусть ты не мог приехать. Но потом… Ты ни разу мне не рассказывал о своих гонках, никогда не звал в команду, ничего не спрашивал обо мне.
– Я никогда не привожу девушек в боксы, – вырвалось у Эдгара. – Это мое личное табу. Но… – он понял, что сейчас не стоило этого говорить, и на всякий случай сжал сестру крепче: прошлый ее удар был довольно болезненным. – Эванджелин, конечно, мне не наплевать на тебя! Я люблю тебя. Но ты тоже ничего обо мне не спрашивала. Ни о моей жизни, ни о гонках. И у меня был повод решить, что тебя не волнует, как я живу.
– Я, знаешь ли, тебе не подружка, а сестра, – все равно обиделась Эванджелин на его первые слова и, шмыгнув носом, вздохнула. – Я не спрашивала, потому что думала, что тебе это не нужно. Ты никогда ничего не говорил. А просто уехал… И я так обиделась, думала, что ты приедешь и извинишься. А ты ничего не понял и решил, что мне твоя жизнь не интересна.
Она осознала, что ее речь становится бессвязной, и замолчала. С минуту они стояли так, обнявшись. Наконец девушка добавила.
– Я всегда твои гонки смотрела.
Эдгар шумно выдохнул и, решив не комментировать злопамятность сестры, погладил ее по спине.
– Спасибо, Эванджелин. Я люблю тебя, – повторил он. – И мне очень интересна твоя жизнь. Если бы она мне не была интересной, ты бы, в конце концов, тут не оказалась, верно?
Эванджелин надулась.
– И почему из всех способов интересоваться моей жизнью ты выбрал самый дурацкий, – пробурчала она. – Я взрослая женщина, а ты устроил из этого скандал. Сам-то еще и не так себя ведешь. У меня, по крайней мере, были серьезные отношения.
– И где же они теперь, эти серьезные отношения? – нахмурился Эдгар. – Кем он вообще был? И я – другое дело, я мужчина.
– Не будь шовинистом, – Эванджелин отстранилась, взяла с тумбочки пачку бумажных платков и вытерла глаза. Она глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя. – Мы в двадцать первом веке живем. Мужчины и женщины равны. Ну не сложилось у нас. Ничего страшного.
– Эванджелин, – терпеливо сказал Эдгар. – Если бы речь шла об обычной женщине, то твой подход был бы справедлив. Но ты же леди Мортимер! Ты с рождения и до смерти будешь на виду. И ты всегда будешь обсуждаться: каждый взгляд, каждый роман, каждый любовник… Зачем тебе это надо? Я не смогу перенести, если про мою любимую сестренку будут распускать грязные сплетни. Ведь ты безупречна!
Эванджелин снова вздохнула.
– Эдгар, – она взяла брата за руку. – Никто не безупречен. И то, что ты мне льстишь, тебя не красит. Я самая обычная девушка, и у меня были отношения, как и у всех. Я ведь не собираюсь выставлять их напоказ. Но… – дрожащим неуверенным голосом добавила она, – я очень
