по этой причине, будучи довольно близким соседом, я часто проводил довольно продолжительное время в обществе сэра Чарльза. Если оглядеть наши окрестности с высоты птичьего полёта, то тут на огромной территории можно найти всего несколько образованных, хорошо воспитанных людей. Их можно перечислить буквально по пальцам. Во-первых, это мистер Френкленд из Лестер-Холла, потом известный натуралист мистер Степлтон, ну и загибание пальцев завершается на мне, скромном докторе. Сам по себе сэр Чарльз – личность довольно замкнутая, ему нельзя было отказать в любви к уединению, и если бы не его болезнь, мы, даже при наличии сходных взглядов на мир, вряд ли когда-нибудь так сблизились. Его болезнь и необходимость мне, как врачу постоянно посещать его имение, довольно быстро сблизили нас, а потом и укрепили нашу дружбу. Он привёз из Южной Африки очень ценный этнографический материал, и поэтому множество долгих летних вечеров мы проводили в весьма приятном и полезном общении, посвящая свои беседы в основном сранительной анатомии бушменов и так называемых гоггентотов.
Незадолго до кончины сэра Чарльза я вдруг стал замечать, что он находитьсяв очень угнетённым состоянии и нервы его находятся на грани срыва. Выяснилось, что он очень трепетно относится к древней легенде, которую я вам уже рассказывал, и вбив её себе в голову, прогуливаясь по своему имению, при этом очень боялся появляться на болотах в тёмное время суток. Возможно, мистер Холмс, вы сочтёте это глупостью или нелепицей, но я много раз убеждался, как крепко в голове сэра Чарльза засела эта легенда. Он постоянно, раз за разом возвращался к этой теме, хотя я каждый раз пытался перевести разговор на что-нибудь другое. Он был абсолютно убеждён, что его род поражён чьим-то страшным проклятием, и в доказательство этого сыпал многочисленными примерами из истории своего рода, и признаюсь вам, как его собеседник, ничего оптимистичного и утешительного в этих примерах я не заметил. Сэр Чарльз был измучен навязчивой мыслью о неком призраке, который якобы живёт в окрестностях его владений, и он с трепетным пристрастием почти допрашивал меня, не видел ли я, совершая свои постоянные вояжи в качестве врача, выезжающего на вызовы больных, чего-нибудь станного, не слышал ли где странных звуков, например, собачьего лая. Я обратил внимание, как часто он повторял этот вопрос, бледнея и начиная дрожать при этом от трудноскрываемого и очень сильного волнения.
Мне врезалось в память, как примерно за три недели до трагической смерти сэра Чарльза вечером я подъезжал к Баскервиль-Холлу. Сэр Чарльз ждал меня, земерев дверях дома. Когда я вылез из пролётки и подошёл к нему, я заметил, что он с искажённым испугом лицом, выражением какого-то инфернального ужаса смотри куда-то поверх моей головы. Я тотчас обернулся и смог только заметить в конце аллеи тень какого-то движения некоего существа, схожего с животным. По моим оценкам эта штуковина была ростом с большого чёрного телёнка. Сэр Чарльз от увиденного впал в ступор
