Петру… А то слышишь? Макошь шуршит, судьбу тебе прядет. Две девки незрячие, Доля с Недолей, узелки вяжут. Одна к счастью, другая – к несчастью. Кому нить оборвут – тот и отмучился… Про меня-то забыли, проси – не проси, не только слепы, еще и глухи!
– Мне-то что вяжут? – не давал покоя старушке Сысой. И трепыхалось сердчишко от сладостной тоски по предстоящей жизни.
– Известно что! Набродничаешься, хлебнешь лиха!.. Ладно бы не зря. Мало кто из бродников находит счастье. И не упомню таких…
– А расскажи про Беловодье?
– Да я же там не была и мужик мой, Петра, не был, а отца его, Епифана, пустило или не пустило царство Беловодское, того не знаю. Бывало, чуть потеплеет – соберет котомку, зимний тулупчик бросит собаке на подстилку: «Или в Беловодье останусь, или разбогатею!» К зиме вернется голодный, драный, вытянет из-под пса брошенную одежку, вытрясет и в ней зимует… Мучим был бесовскими соблазнами, бедненький. Как-то, старый уже, с белой бородой, ушел и не вернулся.
– Расскажи! – капризно дрыгал ногами малец.
– Давно это было, – покорно вздыхая, шептала старушка. – Жили наши пращуры в благодатной стране. И по сию пору живут там сородичи в сытости и святости. И все-то у них по старине, без указов и принуждений… Молодые пожилых почитают. Лежит внучок с бабулей на печи, ногами не дрыгает… И живут они по сию пору, душой и телом чисты…
– Чего же нашим-то не жилось? – шептал Сысой.
– Так соблазны, прости господи! Нечисть, она же нашептывает: тама еще лучше! Те, от кого мы родом, поверили, пошли искать счастье на закате, а здесь правит сила темная. Хотели вернуться, а обратный путь заговорен, заколдоблен, по грехам открывается не всякому. Есть такие, кого приняло царство Беловодское, пожили они там, не выдюжили тоски по родным и вернулись… Епифан, наверное, был из них. А там ли помер или где в пути, того не знаю. Последний раз совсем ветхим уходил.
И виделись Сысою во тьме ночной избы розовые скалы над белой водой, над ними птицы невиданной красы. Но старушка вдруг жестко обрывала видение, со стоном переворачиваясь на другой бок:
– Счастья ищут лодыри да блаженные. Кто работает, тот и здесь живет справно…
Среди зимы, когда вся большая семья собиралась на ночь возле печки в теплой половине дома, от студеных ветров обнажилась земля, вздрагивали стены, жалобно скрипела тесовая крыша. Хозяйка Дарья Ивановна сама не отходила от икон, собирала по полатям и лавкам шаливших детей, ставила под образа, приговаривая:
– Детская молитва Богу приятна. Просите Господа, чтобы не было урону дому. Не дай бог, крышу сорвет.
Сысой зарылся под тулуп рядом с Матреной, на оклики бабушки не подал голоса. Дарья Ивановна заглянула на печь, нет ли Филиппова неслуха, спросила свекровь. Та открыла сонные глаза, что-то прошамкала. Сысой, крадучись, выглянул из-за трубы. Под образами на коленях стояла бабушка, хор братишек и сестренок
