орали, бывало, казака или солдата – и кулаком в зубы. У них такой порядок: ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак! Немецкий порядок – хороший порядок, пока все сыты, одеты и в казарме тепло. А как одна забота – быть бы живу, глядь, и те обрусели, не то что этот…
Когда «Святой Петр» попал в бурю, какой прежде никто не видывал, командоровы люди стали помирать один за другим – кораблем править было некому. Куда делся немецкий порядок?! Команды отменили, выбрали атаманов, стали сходами думать, как выжить, и все пошло по нашей старине. Сказывают, немцы по-своему лопотать перестали, веру нашу приняли и в Сибири свой век дожили.
Полусотник, морщась и прикрывая бороду плечом, подкидал веток в костер. Огонь поднялся выше, пахнул дымом в лица.
– Чего еще отец сказывал? – спросил кто-то, зевая.
– Как покойных хоронили! – полушепотом ответил казак и с опаской оглянулся на темный лес. – Пока одного в яму опускали, другим песцы отгрызали уши, носы, губы, пальцы, десятками за покойником в могилу прыгали. Приходилось мертвых вместе с песцами закапывать, а земля-то из-за них шевелилась…
Во тьме кто-то резко перестал храпеть и зачмокал губами. Покряхтев, сел уснувший было обозный казак, покрутил сонной головой, достал трубку:
– Тьфу! Дурь! К ночи про покойников!
Ему никто не ответил. Люди у костра недолго молчали.
– Разве то страхи? – зевнул старый белобородый казак. Повернулся спиной к огню, растирая поясницу. Отблеском углей зарозовела серьга в ухе. – Знать, страхов-то батька тебе рассказывать не стал. Я в отроках был, когда командоровы люди вернулись в Охотск. Помню. А с последним вояжем Емели Басова сам побывал на том острове, где они зимовали и хоронили товарищей. Могил уже тогда было не сыскать, а пакгауз с казенным добром, с пушками и пакетбот, выброшенный на берег, еще стояли. Палуба была разобрана, борта местами тоже. И были среди наших партовщиков беринговские и чириковские матросы. Они много чего сказывали. Хоть бы и про бурю! – Морщась и покашливая от дыма, старый казак поправил угли в костре, задумчиво помолчав, продолжил: – Думаете, отчего чириковский пакетбот «Святой Павел» был в тех же местах в то же время, но таких бурь не претерпел?… Потому что на «Петре» было много немцев, а они ни крест на себя не кладут, ни постов не знают, делают все поперек нашего и наоборот. Сказывали, адъюнкт-профессор Штеллер и вовсе с нечистой силой знался. Я его в Охотске видел…
Так вот, этому Штеллеру надо было бежать в Америку, а ему не дали, силком на корабль вернули оттого, что командор Беринг, глядя на берег, трясся от страха и стучал зубами, что это не Вест-Индия и надо возвращаться, пока живы. А запас снеди у них был на полтора года вперед. Штеллер призывал хотя бы зазимовать и весь обратный путь по-песьи выл, подбивая штурманов к бунту, чтобы плыть в обратную сторону. А после добыл медный котел, стал травы заморские варить и бурю призывать. И такую накликал, что сам до полусмерти испугался, а остановить не мог. Тут и на латинян мор напал. Первым преставился старый штурман Эдельберг лет семидесяти от роду. Говорили, добрый был старик и перед кончиной
