себе во всём и питаться одними макаронами несколько месяцев, зарплаты официантки не хватит даже на треть расходов. Она не могла отказаться от аренды студии. Никто не покупал картины, которые ей разрешили по знакомству разместить на стенах одного кафе. У Селены не оставалось выбора – она снова пошла в агентство по контакту.
Дни шли, а её кандидатуру никто не выбирал. Первый клиент не оставил отзыва, и ей так и не сказали, почему контакт так быстро прервался. Её профиль ничем не отличался от тысячи других, ведь она не захотела указать в своих данных, что она – художница. Да и можно ли было назвать её художницей, если она не зарабатывала этим на жизнь?.. Было ли это просто хобби, развлечение или главное дело её жизни? Она и сама не знала ответ. Селена колебалась, снять ли ограничение на сексуальный опыт в профиле. В конце концов, она не против не познакомиться с кем-нибудь в баре. Ей самой пойдёт на пользу слегка расслабиться.
В ожидании контакта всё свободное время Селена рисовала как одержимая. Во сне ей не давал покоя образ незавершённого пианино, и она изо всех сил старалась воссоздать на холсте его точный образ во всех деталях, хотя ни она сама, ни её близкие музыкой никогда не занимались, и она понятия не имела, что означало это пианино.
***
Первоначальный эффект вскоре начал выветриваться, цвета становились всё более блёклыми, звуки приглушёнными. Гильермо пытался изо всех сил пристально всматриваться и вслушиваться во всё вокруг, но магия ускользала. Хуже того, за моментом эйфории пришли злость и отчаяние. Он ненавидел людей за то, что они могут жить, смеяться, есть, спать. «Как вы можете, когда она умерла!» Ему хотелось наброситься на проходящих мимо людей, избить, поломать всё вокруг. Такой ярости он чувствовал ни разу за пять лет. Строго говоря, до этого он не чувствовал ничего. Теперь же он неосторожно открыл дверь в чистилище эмоций и выпустил оттуда чудовищ. Он внезапно накричал на своего начальника, когда тот напомнил ему о сроке сдаче проекта, назвал коллегу «некомпетентным идиотом», в бешенстве разбил свой домашний телевизор из-за рекламы романтического отдыха для двоих.
Гильермо понял, что надо что-то делать. О групповой терапии не могло быть и речи. Выкладывать душу перед неудачниками и слабаками? Выслушивать, как их мама не любила и папа не хвалил? Он знал, что не сможет скрыть своё презрение и раздражение. Кроме того, Гильермо не был готов выслушивать уроки морали от мозгоправов. Да и кто в трезвом уме и здравой памяти признается перед другими людьми в своих грехах?.. Гильермо абсолютно не понимал, какую пользу ему может принести групповая терапия. Это бесполезная трата времени и денег.
Он пошёл в бар и попытался напиться, но ему стало тошно от третьего стакана – его организм всегда плохо переносил алкоголь. Может, стоит попробовать наркотики? Не очень представляя, как и где люди их добывают, он пошёл в самый сомнительный район города, надев свою самую старую одежду и взяв с собой лишь небольшую сумму наличных, которой,
