style="font-size:15px;"> Выражение лица Боба напоминает мне его гримасы во время матчей «Ред Сокс». Конец девятого, последнего иннинга, два аута, счет три – два, на поле никого, и бостонцы отстают на четыре пробежки. Боб хочет верить, будто они еще смогут победить, но понимает, что они наверняка уже проиграли. И это разбивает ему сердце.
Я трогаю скобы на своей голове.
– Тебе сделали операцию, чтобы ослабить давление. Врач сказал, ты отлично ее перенесла.
Его голос дрожит. «Сокс» не просто проигрывают – они играют с «Янкиз».
– Сколько я уже здесь?
– Восемь дней. Тебе давали успокоительные. Большую часть времени ты проспала.
Восемь дней. Я провалялась без сознания восемь дней. Я снова трогаю бритую голову.
– Наверное, я ужасно выгляжу.
– Ты прекрасна.
Да ладно. Я собираюсь поддразнить его за такую слюнявую сентиментальность, как вдруг он начинает плакать, и я ошарашенно закрываю рот. За те десять лет, что я знаю и люблю Боба, я ни разу не видела его в слезах. Несколько раз он чуть не разрыдался: когда «Ред Сокс» выиграли мировую серию в две тысячи четвертом и когда родились наши дети, но его слез я не видела никогда. Я плачу легко: когда смотрю новости, когда кто угодно поет государственный гимн, когда умирает чья-нибудь собака, когда на меня слишком много сваливается дел на работе или дома… И сейчас, когда плачет Боб.
– Мне так жаль, извини меня, – всхлипываю я вместе с ним.
– Не извиняйся.
– Прости.
Я протягиваю руку и касаюсь его мокрого искаженного лица. Видно, что Боб изо всех сил старается загнать эмоции обратно, но сейчас он как взболтанная бутылка шампанского, а я взяла и вытащила пробку. Только никакого праздника нет и никто не радуется.
– Не извиняйся, Сара. Просто не уходи.
– Да ты посмотри на меня, – говорю я, указывая на свою голову. – Разве похоже, что я куда-то собираюсь?
Он фыркает и вытирает нос рукавом.
– Со мной все будет хорошо, – говорю я с печальной решимостью.
Мы киваем друг другу и пожимаем руки, заключая соглашение о будущем, о котором понятия не имеем.
– Дети знают? – спрашиваю я.
– Я им сказал, что ты уехала по работе. У них все нормально, на работе как обычно.
Хорошо. Радует, что Боб не сказал детям, что я в больнице. Не нужно их пугать. Я обычно провожу с ними дома час или два перед школой и час перед сном, но также вполне нормально, что иногда мне приходится работать допоздна и не видеться с ними вечером. Они привыкли и к моему довольно плотному графику командировок, когда меня нет несколько дней подряд. Однако если я еду в командировку, то обычно отсутствую не больше недели. Интересно, как долго мне нужно пролежать в больнице, чтобы они по-настоящему забеспокоились, где я.
– На работе знают?
– Да, они и прислали большую часть открыток. Велели ни о чем не волноваться и поправляться.
– Каких
