пошевелился – кажется, сел. Я снова услышала, как он застонал, потягиваясь, и закрыла глаза. Звучало точь-в-точь как стоны во время секса. Это отвлекало.
Дыши носом, Ханна. Держи себя в руках.
– Хочешь чем-нибудь заняться сегодня? – выпалила я.
Вот вам и все спокойствие.
Он замешкался с ответом, и я уже готова была влепить себе пощечину за то, что не подумала: у него ведь могут быть другие планы. Например, работа. А после работы, например, свидание с девушкой. Или с женой. Я навострила уши, пытаясь уловить каждый шорох в потрескивающей тишине.
Прошла вечность, прежде чем он спросил:
– А какие у тебя будут предложения?
Вопрос со значением.
– Ужин?
Несколько долгих секунд Уилл молчал.
– Сегодня я занят. Позднее совещание. Как насчет завтра?
– Лаборатория. Я уже записалась на восемнадцать часов работы с микроскопом. Эти клетки растут очень медленно, так что у меня будет полное основание сделать себе харакири, если я напортачу и придется начинать все снова.
– Восемнадцать часов? Длинный денек получается, Зиггс.
– Я знаю.
Помычав себе под нос, он спросил:
– А во сколько ты должна сегодня появиться в лаборатории?
– Позже, – ответила я и, содрогнувшись, взглянула на часы.
Было только шесть утра.
– Где-то в районе девяти или десяти.
– Хочешь пробежаться со мной в парке?
– Ты бегаешь? – удивилась я. – Специально?
– Да, – ответил он, уже не скрывая смеха. – Не сматываюсь от погони, если ты это имела в виду, а просто упражняюсь.
Я зажмурилась, чувствуя знакомый позыв довести дело до конца, словно мне предстояло какое-то состязание или чертово задание. Этот дурак Дженсен!
– Когда?
– Через тридцать минут.
Я снова выглянула в окно. Едва рассвело. На земле лежал снег. Трансформация, напомнила я себе. И, закрыв глаза, произнесла:
– Пришли мне смской инструкцию, как туда добраться. Встретимся там.
Было холодно. Точнее, стоял такой дубак, что у меня вся задница заледенела.
Расхаживая взад-вперед, чтобы не замерзнуть, я перечитала смску Уилла. Там говорилось, что мы встречаемся у Инженерных ворот Центрального парка, на пересечении Пятой и Девятнадцатой. Утренний мороз обжигал лицо и просачивался сквозь ткань брюк. Надо было взять шапку. Надо было вспомнить, что я в Нью-Йорке, и сейчас февраль, и здесь только сумасшедшие ходят в парк в феврале. Пальцев я уже не чувствовала и вполне обоснованно опасалась, что от ледяного воздуха в сочетании с ветром у меня отвалятся уши.
Вокруг почти не было людей: только рьяные спортсмены и парочка юных влюбленных, прижавшихся друг к другу под высоким и тонким деревом. В руках у каждого был бумажный стакан, а в стакане – что-то горячее и вкусное на вид. Стайка серых птиц клевала землю, а солнце только-только поднималось из-за
