один. Ноль-два.
Пот заливал глаза, Сергей снова вытер его рукавом рубашки и замер: а где Глеб Спасский? Где его дети? Мать? Они все жили в одном доме. И что здесь произошло? Где были соседи? Неужели не слышали автоматных очередей?
До приезда милиции Сергей решил осмотреть весь дом и попытаться понять, что все-таки здесь случилось. Осторожно ступая, дабы не наследить, Сергей обошел комнаты первого этажа, попал на кухню – никого. Только беспорядок. Чудовищный беспорядок. Что здесь искали во всех комнатах и углах?
Сергей вернулся в гостиную, заметил узкую лестницу, ведущую на второй этаж. Перил он не касался, ступал на самые кончики носков и на край ступенек. Едва он достиг поворота лестницы, как тут же застыл. Там головой вниз лежал юноша. Это Егорка, сын Спасского. Сергей его видел один раз, когда ехал с Кавказа домой и остановился у Глеба погостить вместе с Зябловым, которого, разумеется, все звали коротко – Зяблик. Егору тогда было девять, а сейчас ему двадцать… Было… Было! Всего-то!
Сергей чувствовал комок, подступивший к горлу, чувствовал, как у него подкашивались ноги, но, переступив через труп, он все же поднялся на второй этаж. Снова нужен свет. Выключатель оказался у плеча, Сергей ногтем мизинца нажал на краешек клавиши. Нельзя оставлять свои пальцы – вдруг тут есть отпечатки преступников. Загорелась цепочка из круглых светильников, вмонтированных в потолок.
Сергей опустил голову – он должен видеть, куда ступать. По полу пролегла кровавая дорожка. Значит, Егора убили в комнате, затем тащили волоком, но почему-то бросили…
Он стиснул зубы, сдержав крик ярости, пошел по стенке в ту комнату, дверь которой была открыта, оттуда же шел кровавый след. Заходить не стал. Комната была слишком мала и пуста. Теперь Сергей, достав платок и обмотав им пальцы, осторожно открывал двери… Их было три. Пусто… Пусто…
Открыв третью дверь, Сергей зажмурился и встряхнул головой. Нет, это плохое кино… Или страшный сон… Или он попал в зону аномальных явлений, где людей преследуют кошмарные видения. Сейчас откроет глаза – и все исчезнет.
Открыл глаза – нет, не исчезло. Симе было шесть, теперь ей семнадцать. И тоже было! Первый порыв, которому подчинился Сергей, – накрыть обнаженное тело на безобразно смятой кровати. И он сделал к Симе несколько шагов, очутился в комнате, однако вовремя вспомнил, что до приезда милиции ничего нельзя трогать. Нельзя – это слово сейчас надо помнить постоянно. И надо выйти отсюда, чтоб ненароком не сделать того, что нельзя.
Сергей развернулся на сто восемьдесят градусов, намереваясь бежать вниз, потом на улицу, здесь он попросту задыхался…
И замер на полушаге, потому что увидел его – Глеба Спасского, своего друга, именно о таких друзьях слагают песни. Когда-то им повезло, повезло настолько, что прошедшие двенадцать лет они ежечасно помнили об этом и жили с осознанным счастьем внутри, потому что понимали: их могло бы и не быть. В сущности, Глебу Спасскому Сергей был обязан тем, что жив…
