style="font-size:15px;"> С утра давило затылок и ныла левая рука. Предстоящее казалось тягомотным, как собрание, как дискуссия или круглый стол, на которые она потратила так много времени в молодости. Затылок и левая рука. Приняла «Но-шпу форте» и усмехнулась: невеста.
Гости искупались на запруде и разъехались. Ольга устала, села в уголок старого дивана с круглыми подлокотниками. Дом престарелых вещей. Ненужные старые вещи едут в деревню. А ненужные старые люди? Диван много чего помнит, а зеркало и вовсе помнит её маленькой девочкой, всегда старается показать отражение получше. Доброе старое зеркало. Вот пусть они за неё и порадуются – зеркало, диван, торшер, комод. А сыновья не приехали. Ни один. Младший, правда, позвонил, поздравил.
В округе и в доме та особенная тишина, которая бывает только в самом конце августа вдали от городов. Тук-тук… Средоточие жизни, смысл всего, огромная мучительная любовь выколачивает трубочку на кухне. Тук-тук… Тук-тук-тук… Знакомо и сладко пахнет его табачком.
– Саша!
Ольга не знает, что она хочет сказать, зачем она его окликнула. Может быть, просто хочет окликнуть, произнести любимое имя, услышать, что он тут, рядом.
С трубкой в руках, ласково глядя знаменитыми светлыми глазами, он входит в горницу. Ольга смотрит на него и вспоминает, как однажды, поняв, что никогда им не принадлежать друг другу, с тоски и отчаяния на Новый год наелась снотворного, врач скорой с отвращением делал промывание желудка, а сыновья стояли рядом и испуганно смотрели, пока старший не обнял младшего за плечи и не увёл из комнаты.
Ёлка мерцала украшениями и пахла. Сыновья подрастали, и испуг в их глазах сменялся чем-то другим, не выразимым словами, и от этого невыразимого Ольга уже давно озаботилась поисками отдельного жилья на старость.
Ольга молча смотрит на него, и он наклоняется низко, безукоризненно выбритой щекой льнёт к её руке с новеньким серебряным кольцом.
– Принеси воды и становись мой посуду, Саша…
Не спеша – какое удовольствие набирать воду из колодца, как это полезно для здоровья и как вкусна ледяная вода – он приносит полные вёдра и, увидев, что она так же полулежит в уголке дивана, прикрыв глаза, старается не греметь, боится потревожить её сон.
Глупая Олька, маленькая девочка – до сих пор боится бабочек и пауков, любит дешёвое фруктовое мороженое и леденцы на палочках…
Наконец пришло хорошее, настоящее, честное, покой и тихая радость, их не разлучить, разве он не хотел этого всегда? А разве ему было легко все эти годы? И можно ли было прийти к этому раньше? Нет. Нет? Нет…
Тихо-тихо, не греметь посудой и вёдрами – Оля спит…
Он решает укрыть её и осторожно разворачивает клетчатый мягкий плед.
Оля спит, в светлом платье и косынке жемчужного цвета, а по лицу её спокойно ходит большая осенняя бабочка, трепещет, хлопает крыльями, словно радуется, что Оля – невеста…
Дачники
