style="font-size:15px;"> – Милена… – прервала она меня, – голос её как-то странно зазвенел, – я хочу тебя попросить.
Ну, ничего себе. Что это с ней?
– Всё, что в моих силах..
Мне очень хотелось дурашливым тоном разрядить обстановку.
К счастью, Наташка хмыкнула:
– Ладно тебе, Миленка. И вдруг проговорила быстро, – я хотела тебе сказать, пока Бори нет. Милена, я очень тебя прошу, очень…
Что происходит? У Наташи дрожит голос. Она явно сильно взволнованна.
– Что случилось?
– Ничего, – ответила почти с обидой.
Ничего не понимаю.
– Я просто хотела сказать, Милена. Если твоё Знание откроет что-то про Бориса, – Наташа запнулась, Потом шумно вдохнула, – не надо мне ни о чём сообщать, ладно? Я ничего не хочу знать.
– Наташка, ты что? Ты боишься узнать о нём что-то плохое?
– Ничего я не боюсь. Я просто не хочу. Ну не хочу я знать о нём больше того, что знаю. Я его люблю. Надеюсь, это тебе понятно.
Мама в очередной раз вздохнула:
– Не нравится мне всё это, Милена.
Два с половиной месяца ты будешь жить не дома. В неизвестно каких условиях. Для чего?
– Мам, ну опять тридцать восемь. Я же тебе сколько раз объясняла. Это курсы реабилитации. Они, говорят, проходят теперь в отремонтированном здании, приглашены новые хорошие преподаватели. Меня будут учить самостоятельно ездить по городу, пользоваться компьютером, готовить…
Я замолчала, зная, что скажет сейчас мама. Уж готовить я как-нибудь и сама умею. Компьютером не ахти как, но по мере необходимости пользуюсь…. Ориентировка по городу… Да. Моя ахиллесова пята. Но – да, да, да и ещё сорок тысяч да. Поехать на курсы мне просто хочется, даже не думая о том, чему я там могу научиться. Посмотреть, как эти курсы вообще проводят; познакомиться с новыми людьми; пообщаться; просто сменить обстановку. Я приготовилась к маминым возражениям.
Ошиблась. Бедная моя мама. Она просто опять вздохнула.
Трудно, наверно, быть мамой такой доченьки как я. Если что вбила себе в голову, тушите свет, господа.
– А Гриша что говорит по этому поводу? – спросила она некоторое время спустя.
Я пожала плечами. Демонстративно отвернулась. С вызовом проговорила:
– Ничего не говорит. Я его мнения не спрашивала. У него своя жизнь, у меня своя.
Действительно, я и не думала даже советоваться о своём намерении пройти курс реабилитации со старшим братом. Здесь всё решено, я поеду.
С Григорием мне говорить не о чем.
Совершенно не о чем! Вот только так страшно, до душевного зуда всё-таки хочется с братом поговорить.
Офигеть! Это за что же можно было угодить в тюрьму на целых пять лет! Ущербное всё-таки это Знание. Раз возникло, так уж было бы полным, обстоятельным. А то ведь мне известно только решение суда: пять лет лишения свободы. Это
