остановилась. Двигатель стучал, приемник орал, и не было никакой тишины.
– И что мне теперь делать?
– Улетать. И никогда не возвращаться.
– Это ты уже говорил, – пробормотала Лиля. – Улететь я не могу. Самолеты не плавают и корабли не летают. А у меня нет ни денег, ни документов!
– Их нужно найти.
– Ну, это ты тоже уже говорил. – Она взялась за ручку. – Мою сумку украли… охотники? Те, что собираются меня убить?
– Я никогда не слышал, чтобы охотники крали. И никогда не слышал, чтоб охоту объявляли по радио.
– Тогда, может, все обойдется?
Он посмотрел на нее.
У нее озабоченный, но тем не менее деловой вид, и не похоже, что она боится! Впрочем, она ведь ничего толком не поняла. Олег Преображенцев, родившийся на Севере, много времени проводивший в тундре с отцом-охотником, ходивший на медведя и волка, умеющий править собачьей упряжкой и ночевать в снегу, испугался всерьез.
Он знал, что граница нарушена и решение принято. Все уже случилось, и изменить ничего нельзя.
Если только… найти охотника и успеть первым. Но это вряд ли.
Таня заахала, когда узнала, что квартиранткина сумка пропала, выбежала, не переставая причитать, и вернулась со связкой ключей. Лиля попробовала сказать, что «они сами откроют», но отвязаться не было никакой возможности.
Таня резво взбежала на третий этаж, за ней плелись Лиля-размышляющая и Преображенцев-мрачный, распахнула дверь, зажгла свет и пропала в квартире.
Лиля должна была убиваться и горевать, но почему-то не убивалась и не горевала, она вошла следом, стянула кухлянку, в которой в любом помещении моментально становилось невыносимо жарко, подождала, надеясь, что Преображенцев из кавалерских и галантных соображений кухлянку у нее перехватит, ничего не дождалась и кое-как приладила ее на вешалку. Преображенцев, как давеча на радиостанции, о чем-то думал и на Лилю не смотрел.
А ведь поначалу она ему нравилась, это было совершенно ясно! Сперва нравилась, а потом разонравилась.
– Лиля! – позвала из комнаты Таня. – Лиля, глянь вот здесь! Не она?
Лиля и Преображенцев одновременно кинулись по узкому коридорчику, вломились в комнату, где было холодно, горел яркий неуютный свет и на кровати, застланной пикейным покрывалом, стояла лакированная вишневая сумка, абсолютно чуждая здесь вещь из другого мира.
Таня показывала на сумку широким жестом, как артистки на сцене: «А вот и тетушка приехала!»
– Она?
Лиля неуверенно пожала плечами, хотя это была совершенно точно ее сумка – а в ней вся жизнь! – и никакой другой она с собой не брала.
– Господи, как же ты ее тут забыла-то, а?
– Я не забывала. – Лиля подошла, села на пикейное покрывало и стала копаться в сумке. – В том-то все и дело!
– А кто же забыл?! Нет, ну надо же! А я думала, и впрямь украли! У нас здесь ведь никто ничего не ворует, некому воровать!.. Хотя
