согласился раненый, словно вдруг осознал, какая перед ним на самом деле стоит задача. – И раз уж ты об этом напомнил, надо бы мне начать работать, пока не забылись подробности. Принеси-ка мои рисовальные принадлежности, и пусть Амансио поможет тебе соорудить для меня стол в тени вон тех деревьев.
– Казалось бы, что тут такого: сел рисовать берега острова, его утесы, пляжи, пещеры, хижины и их обитателей, – тем не менее столь незначительное событие может полностью изменить судьбу человека и смысл всей его жизни.
Они только что расположились в бело-зеленой беседке, куда монсеньор Касорла предусмотрительно захватил бутылку вишневой настойки и рюмку, и, едва смочив губы (было очевидно, что на самом деле ему больше нравится сладкий вкус напитка, а не крепость), он шутливо заметил:
– Я пойму, если ты мне это растолкуешь, или же ты гений живописи, что каким-то образом прошло мимо меня. – Да тут и не требовалось быть гением. Люди, не знакомые с краской и бумагой, пришли в изумление, когда я вдруг изобразил свинью, дельфина, осьминога или когда из-под моей руки появлялось лицо ребенка, которое иногда – уверяю тебя, что лишь иногда! – имело некоторое сходство с оригиналом.
– Это можно понять, – вынужден был признать арагонец уже другим тоном. – Мы, как правило, не осознаем, какую ценность могут иметь такие простые вещи, как клочок бумаги или чернила, необходимые для того, чтобы отправить послание, пока они нам не потребуются. Возможность общаться посредством рисунка или письма считается – и, по моему скромному разумению, совершенно справедливо – одним из наиглавнейших достижений в процессе эволюции человека.
– Я как будто открыл дверь, отделявшую мой мир от мира Гарсы. Главным образом благодаря тому, что она почти с первого момента проявила редкую способность – куда уж мне до нее – передать несколькими штрихами то, что чувствовала или хотела… – Гонсало Баэса вынул из нагрудного кармана старый кожаный бумажник, а из него – небольшой пожелтевший клочок бумаги, который, сразу было видно, он разворачивал и складывал уже тысячи раз, и при этом сказал, словно речь шла о постыдном секрете: – Вот таким она меня видела…
Его старого друга пробила легкая дрожь, природы которой он не понял, и, чрезвычайно бережно взяв в руки драгоценную реликвию, он обратил внимание на то, с какой любовью был выполнен портрет гордого юноши, лицо которого словно лучилось счастьем.
– Ей бы хорошего учителя и немного практики – и она могла бы стать великой художницей, – совершенно искренне согласился собеседник. – Хотя я считаю, что она рисовала не столько твое лицо, сколько твои чувства.
– Это заметно, правда? – отозвался генерал, вкладывая лист в бумажник. – Она как раз сообщила мне, что беременна, – вот откуда моя радость, которая сочится из всех пор. Я часто представлял себе, что этот ребенок, зачатый на первом берегу, оказавшемся на пути у волн, которые пересекли океан, придя неизвестно откуда, явится первенцем новой расы и унаследует достоинства обеих наших. А мы, его родители, позаботимся
