style="font-size:15px;"> Трагедия личности президента России, оказавшегося совершенно неподходящим, по существу недееспособным и при этом единственным источником реформаторской воли в России, высветила фарсовый, балаганный характер окружающей его политической элиты. Потому что основной проблемой многочисленных соратников Ельцина было то, что каждый из них оказывался «Ельциным в миниатюре»: отсутствие у них системных представлений об окружающей реальности и желания эти представления как-то выстраивать (при отсутствии ельцинского масштаба личности и исторического веса) привело к тому, что поводырем огромной страны на ее торном пути в непонятное будущее оказался гигант-слепец, ведомый множеством слепцов мелкомасштабных – а иногда ничтожных и никчемных.
Именно в такой обстановке складывался поиск Ельциным «преемника» – поиск хаотический, инстинктивный, интуитивный, направленный практически на одно: на то, чтобы вырваться за пределы коллапсирующего круга маленьких, мелких и мельчайших псевдоельциных. Именно по принципу все меньшего личностного и стилистического сходства с Ельциным подбирались и «преемники».
Первый «наследник», Черномырдин, был Ельциным в очень значительной степени – номенклатурная харизма, колчерукость языка, инстинктивность и «широкость». Ему на смену сначала выдвинулся «анти-Черномырдин» по имени Немцов. Выдвинулся, но оказался… слишком Ельциным («раздолбай», белые штаны, в общем, «совершенно понятно»…) Потом пришел тамагочи-Кириенко – полная внешняя противоположность Ельцину. Выяснилось, однако, что в главном – в своей «тамагочести», клишированности, неспособности выходить за рамки заранее запрограммированных действий – СВ иногда дает Ельцину сто очков вперед. Примаков отрицал Ельцина не только на личностном уровне, он отрицал его системно, политически, идеологически. Но не отрицал стилистически, был столь же всеяден, столь же инстинктивен, столь же в конечном счете неосмыслен. Куда дальше отстоял от Ельцина «силовой интеллигент» Степашин, который, однако, оставался связан с центром клонирования преемников одной, но очень прочной пуповиной: был так же, как и Ельцин, инстинктивен и нерешителен в жестких ситуациях, так же неспособен к принятию резких решений. Последний рывок ель цинского поиска вынес на авансцену Путина – самого безличного, самого деперсонифицированного, но совершенно не инстинктивного персонажа в череде соискателей ельцинской короны. И снова, как и в случае с Путиным-должностью, Путин-человек соединил в себе несоединимое: с одной стороны, он, наверное, самый «застегнутый», самый официозный из современных политиков высшего уровня, с другой – содержательно – именно он не официален, обытовлен иногда чуть ли не до уровня пошлости. То есть он отрицает две ключевые личностные черты предыдущего «царствования»: популистскую фамильярность исполнения служебных обязанностей и предельный, демонстративный «антипопулизм» содержания политики, полный отказ от политического диалога с обществом на «банальные», а на
