прошло за пять минут, зашли, вышли, будто мальчик на посылках пробежал.
– Так, значит, вы даже не успели посмотреть дом? – не сдержала удивления Эсси. – А я-то думала, молодые господа пожелают показать вам своих лошадей.
– Они вернулись в школу. Вышло много шуму – и пустой пшик. Я чувствовал себя полным идиотом, – подошел Ньют. – А она такая гордая мадам. Мигом нас выпроводила. Боялась небось, как бы мы не стянули что-нибудь.
– Ну что ты, – Эсси вздохнула и покачала головой. – Наверное, нам следовало ожидать, что они иначе ведут себя. Благородные господа не станут общаться с простыми людьми вроде нас, никогда такого и не было. Разговаривают с нами, только когда им надо получить арендную плату. Да, она строгая, но говорят, она души не чает в своих сыновьях. Говорят, даже никогда не звала к ним няню, все сама делала. Словом, как бы там ни было, я уверена: она чувствует благодарность.
– Непохоже. Она смотрела на нас, будто мы грязь, случайно налипшая ей на туфельки, – буркнул Фрэнк.
– Наверное, она просто сдержанна с теми, кто ниже ее по положению, – попыталась утешить детей Эсси.
– Ты говорила, мы все равны! – подпрыгнула Сельма.
– Ах, ну конечно же… Просто многие из господ этого пока не знают. Когда-нибудь, быть может… все изменится к лучшему. Вот увидите.
– Ну всё, снимаю эти дурацкие тряпки, – идя к лестнице, проговорил Ньют.
– А я пока поставлю чайник. Так, выходит, она вас и чаем не напоила? А я-то надеялась… Ну да ладно. У всех свои причуды.
– Ты можешь повторять это сколько угодно, но больше я к ним ни ногой! – резко ответила Сельма. Они не смеют унижать нас, насмехаться над нашими именами, будто мы их не заслуживаем. Селимой назвал ее папа. Это иностранное имя. Как смеет леди Хестер смеяться над его выбором?
Сержант-инструктор заставлял их маршировать по квадратному плацу Шарлэндской школы снова и снова.
– Шагом… марш… Бегом… марш!..
Он хотел, чтобы ко дню следующего смотра их движения были безупречно отточены. Курсанты офицерской школы готовились стать солдатами и гордились парадами, но сегодня Гай не попадал в ногу. Он никак не мог собраться. Что-то мешало ему, и он не мог понять что. Из-за этого он выбивался из ритма. Он то и дело бросал взгляд на брата – тот упоенно маршировал: подбородок вверх, взгляд вперед, в глазах сталь. Прирожденный солдат, не то что я.
Энгус удивительно скоро поправился, о несчастном случае напоминает теперь только небольшой шрам на левом виске, да и тот прикрыт волной светлых волос, спадающих ему на лоб, словно локон. В форме их не различить… Но теперь проказы, когда один из нас подменяет другого, провернуть будет не так-то просто. Энгуса теперь всегда будет выдавать шрам.
Гаю было тревожно. Бедняга Энгус совсем не помнил, что же произошло – ни пикника, ни прыжка, когда Бартли спасли его. Будто вся история полностью стерлась из его памяти, будто ничего не было – а потом он вдруг взглянул в зеркало и обнаружил шрам.
