ее и померла. И, говорят, так любил купец жену и дочку, что не стал жениться другой раз. А как дочь выросла, так и нарадоваться он на нее не мог – он-то, значит, ее баловал, а она в ответ росла красавицей, в мать-покойницу, да умницей. Шутейным делом обучилась чтению, письму да счету, да как-то так и стала отцу в деле его купеческом помогать. С временем вышла замуж за хорошего парня, Никифор его звали, рязанский вроде, из кормщиков, да вели они дела всей семьей.
Данило отвлекся на глоток браги, после чего продолжил уже другим тоном:
–Да только сгинул купец Макар вместе с лодьей своей при очередном набеге татарском на Оке. Вынесло на узком месте на них татар, те с луков всех выбили, да лодью, что к берегу прибило, и захватили. Нашлись тому видоки. Погоревала дочь с мужем, да надо стало дела разбирать. А как разобрали, не очень хороши они оказались, купец, как прочие, и под заказ деньги брал, и чужим товаром торговал, и записи об том были, а все и пропало, пришлось им рассчитываться, да в Серпухове, что там было в хозяйстве, продавать. А здесь, на Мологе, у них малое подворье да склад небольшой уже были, сюда они и переехали. Ну, сколько-то лет прошло, обжились, у них уж не то четверо, не то пятеро детишек было, подросли уже, да только ушел как-то Никифор с лодьей на Волгу, по весне, да и не вернулся. Прождала его Матрена год, другой, да только и вестей не нашла. То ли тоже татары, то ли лихие люди какие, а может, на реке что случилось – всякое бывает… Сватались к ней, после того, надо сказать, многие. Да только отказывала она всем – жду, говорит, своего Никифора. Торговлю, какую они вели, почитай, прикрыла, а вот постоялый двор открыла, да корабельщиков всегда привечает. Ну, и дети при ней, обженились все уже, да вы их видели. Сперва-то про своего мужа все выспрашивала, а со временем уж просто всех наших стала знать. Ну, и они ее, конечно. Так что теперь среди корабельщиков на Мологе и на средней Волге, да и в других местах, Матренин двор всем известен. Можно было и сегодня часок еще проплыть, да не могу я мимо сего места пройти, не встав хоть на ночевку тут – и Данило потянулся за чаркой снова.
Седов, слушавший такой простой, по местным меркам, рассказ почему-то с замиранием сердца, тронул сидящего рядом с ним Семена за рукав и шепнул тому «третий тост». Тот не сразу понял, но, поняв, кивнул и воздвигся над столом с чаркой, объявив:
–Предлагаю помянуть тех, кого уж нет с нами. Молча, не чокаясь.
Бояре подхватились сразу, Данило с Пименом спустя пару секунд, да замешкался Федор, вытиравший глаза. Выпили, помолчали, да стали рассаживаться обратно. Однако шум, проводимый ими при том, не помешал всем вздрогнуть, когда звонкий голос проник в каждый уголок (да и комната-то была небольшая):
–Благодарю, гости дорогие, что почитаете память ушедших. Верю, что пока мы их помним – они с нами.
Хозяйка, незаметно подошедшая, стояла в дверях от поварни. По ее знаку прислужники понесли взвар, да что там к нему полагается, а все гости смогли
