службу. Николай не был пацифистом, он был патологическим лентяем. Любил каптерщик лишь сладкую хмельную брагу, которую самолично изготовлял во вверенном ему помещении и, естественно, украинский метафизический продукт – сало. Еще Николай обожал спать; он засыпал в самых неприспособленных для этого местах – в столовой, в гальюне, в наряде, что доставляло ему массу неприятностей. Грищенко сладко посапывал на боевом посту, когда начальник караула изъял у него автомат, на что боец отреагировал действием неадекватным Уставу – перевернулся на другой бок, не забыв при этом послать посмевшего разорвать крепкие узы Морфея проверяющего в пешее эротическое путешествие. Однажды, после сигнала подъема, который Николай проигнорировал, его вместе с койкой вынесли в туалет, где он, на радость справляющим нужду солдатам, проспал до обеда.
Мое полуторагодичное пребывание в Вооруженных Силах державы не было столь ярким и запоминающимся, как у сотрапезников; служил я, на мой взгляд, хорошо – всего четыре раза был на гауптвахте: за драку, за самоволку, за оскорбление старшего по званию и снова за драку.
– Паршивая водка, – сморщился мединструктор, – лучше моего спирта ничего нет. – Бурилович то ли еврей, то ли белорус. Возможно, это одно и то же: его родители, скорее всего, в равных долях внесли свой вклад в наследственность отпрыска.
– А чёго ж не прынис? – Грищенко разбил вкрутую сваренное яйцо о свой лоб.
– Что же я должен «Охотничьи» курить? – подвыпивший и несколько расщедрившийся Бурилович бросил на стол пачку «Маrlboro».
«Охотничьи» – жутко крепкие сигареты, выдаваемые каждому защитнику Родины в количестве пятнадцати пачек на месяц. (Некурящие получали две пачки рафинада). Вольнонаемные немцы, работающие в воинской части, охотно покупали у солдат «термоядерное» курево, впрочем, как и хозяйственное мыло, обмундирование, бензин, солярку. Оружием тогда не торговали – любили Отечество и верили в идеалы социализма.
Выпили ещё. Грищенко порезал штык-ножом селедку и вытер лезвие тыльной стороной ладони, которую затем с удовольствием облизал. Селедка могла бы стать деликатесом, если бы не была столь обычна. Я с удовольствием закурил «Маrlboro», – вся концепция удовольствий и искусства зиждется на контрастах, – и посмотрел на постер обнаженной красавицы, прикрепленный к внутренней стороне шкафчика каптера. В моем взгляде, скорее всего, легко читалось ничем не прикрытое вожделение.
– Соскучился? – Бурилович кивнул в сторону грудастой жеманницы. – Могу организовать культпоход к подобной особи, – он затушил окурок о край пепельницы. – Блюменштрассе, 19, – побаловал разъяснениями ефрейтор. – Там живет очаровательная фройлен Эльза, девушка не очень тяжелого поведения. Стоит добавить, что мединструктор был замечен в притязаниях не только к отечественным женам офицерского состава, но и приударял, – по его рассказам, успешно, – за белокурыми веймарскими нимфами.
Вскоре мы достигли
