сделали меня на некоторое время безалаберным человеком. Лишь через несколько дней я спросил о Марине.
– Она уехала. Давно, – сказала мама, опустив глаза. – Кажется, учиться.
Моя реакция была невнятной: ко мне снова кто-то пришёл.
Дима… Личность колоритная и неординарная. Обладая неукротимой фантазией, он был стержнем нашей компании. Все программы наших приколов составлял он.
– Правительство вступило в неравную схватку с народом, – с порога заявил Дмитрий. – Победитель известен заранее. – Он поставил на стол две бутылки портвейна. Я недвусмысленно кивнул на кухню, где хлопотала у плиты мама.
– Всё понял, – бутылки исчезли в недрах его куртки. И нарочито громко сказал: – Погода-то какая, а ты дома сидишь.
На улице я спросил Димку:
– Слушай, а куда Марина уехала?
Он резко остановился.
– Старик, возвращаясь к нашим баранам, смею заявить – мы всё же победим.
– Кого? – я в недоумении уставился на него.
– Т-с-с… – он приложил палец к губам. – Правительство, – с
притворным страхом Вадим огляделся по сторонам, – и чтобы потенциальных победителей не забрали в околоток за распитие спиртных напитков в общественном месте, мы пойдем на кладбище.
Бойкая синичка, сидя на покосившемся от забвения кресте, выводила незамысловатую трель
– Как ты думаешь, о чем она поет? – спросил я.
– О любви, батенька.
– С чего это ты взял?
– Весна, знаете ли, – резюмировал Дима, нарезая колбасу.
– А может, о смерти?
– Жизнь, старик, это паломничество к смерти. С момента рождения смерть приближается к нам. И величайшее несчастье состоит в том, что мы противимся ей. – Вадим наполнил вином бумажные стаканчики. – Тем самым мы утрачиваем великое таинство смерти. Боясь ее, мы утрачиваем и саму жизнь, ведь они тесно переплетены. Путешествие и цель неотделимы друг от друга – путешествие заканчивается целью, – он поднял стаканчик и улыбнулся.
– Ты, наверное, единственный человек, в котором идеально выдержаны пропорции ума и глупости. Это же сущий абсурд, – я оторопело смотрел на него.
– Кто не узнал, что такое абсурд, никогда не поймет истину.
Стемнело. Дмитрий поднялся из-за столика и вылил остатки вина в стаканы.
– Винный запах столетий перебивает страх и запреты.
Мы двинулись было к выходу, когда Дима тронул меня за плечо.
– Оглянись.
Я взглянул на низкий обелиск из черного гранита. Высеченный на нем портрет девушки показался знакомым. Ее глаза смотрели на меня пронзительно и выжидающе. Я присел на лавочку.
«Марина Н. 197… – 199…Помним, скорбим. Мама, папа, брат».
– Кажется, что-то с легкими, –
