заглушить свой страх.
Она думала, что сейчас гостья покарает её своими колдовскими приёмами, но Бобриха как-то загадочно улыбнулась и произнесла:
– Ну и ладно, не нужен он мне. Больно бестолковый. Он же мне и не сын вовсе, а внук. Родился немым, я его в яму частенько опускала, лечила, а он так и остался диким. Вот что значит невестка испорченная попалась. Не то, что другие.
Бобриха как-то подмигнула Таисье, что той стало не по себе.
– Что же ты меня в дом не пригласишь? Или уже соседи испугали, страшилок про меня наговорили? А правду ведь говорят. Боятся, но говорят. Я люблю, когда передо мной страх испытывают. Знают они про мою силищу, многие помалкивают, будто и нет меня вовсе на этом свете.
Таисье почему-то стало невыносимо жаль эту женщину. Она поставила вилы в угол, и с поклоном произнесла:
– Проходите.
Бобриха смело шагнула в избу.
– Эх, ничего тут не изменилось, – прошептала она.
Таисья разглядывала гостью с любопытством. На плечи гостьи была накинута тёмно-серая шерстяная шаль. Чёрного цвета платье волочилось по полу, оставляя за собой сухую траву, которая, видимо, прицепилась, когда Бобриха шла по полю. Пальцы женщины были очень длинными и тонкими, слегка крючковатыми. На лицо она была довольно приятной. Но Таисию что-то отталкивало от Бобрихи. Глаза. Они были такими, словно вот-вот из них брызнет яд и погубит вокруг всё живое. И Таисья, заглянув в эти глаза один раз, потом просто отводила взгляд или опускала голову.
Лукерья уже спала. Таисья попросила не шуметь, громко не разговаривать. Она не хотела, чтобы дочка знала о ночной гостье. Боялась, что дочка разболтает подружкам, и тогда несдобровать.
– Как дочку твою зовут? – спросила Бобриха.
– Лукерья. Не дочка она мне. Приёмный ребёнок.
Бобриха тихо постукивала пальцем по столу.
– Интересно, и где же ты её взяла? – спросила она.
Таисья вкратце рассказала, что с ней произошло.
Бобриха слушала рассказ улыбаясь, и Таисье было не по себе.
– Да уж, – сказала гостья, когда дослушала, – Полина не смогла меня переплюнуть. Говорила ей всегда, только добром всех не вылечишь. Зло нужно впускать, оно сильнее, настойчивее. Зло бьёт хлёстко, но если его приручить, то оно лучше всякого лекарства работает, лучше всякого добра служит. Вот Полина не смогла приручить зло. Слаба оказалась. Бога побоялась. А что же Бог у неё ребёночка одного за другим забрал?
Таисья ощущала себя не в своей тарелке. Она только что молча удивлялась, как Бобриха с лёгкостью попрощалась с внуком, а тут уже новая пища для размышления поступила.
– Эх, Полина, Полина, – произнесла Бобриха с сожалением, – не послушалась ты меня. Думала, что тебе Бог Таисью послал, чтобы на старости лет успокоить твоё материнское чувство? Знала бы ты, откуда ноги растут.
Таисья боялась даже пошевелиться, ей очень захотелось узнать всё
