ты, подлая мразь! Да я об тебя и руки марать не желаю! И коли тебе, жадина, золота моего было мало, то я с тобою по-вашему обычаю рассчитаюсь!
Схватил он мерзавца за ворот и незамедлительно в спальню его поволок.
Корчмарь-то вопит, упирается, сопротивляться неизбежному пытается, да только Ване нипочём его старания, и на вопли он – ноль внимания. Притащил Яван гада вероломного в спаленку, быстро кровать осмотрел и обнаружил в ней рычаг потаённый. Уложил душегуба Яван на постель ту роскошную, на коей и сам он недавно полёживал, да на рычаг и нажал. Опрокинулась к стенке лежаночка, и полетел коварный гад навстречу гибели своей заслуженной, только завыл напоследок жутко. А потом только чмяк – и сделалось тихо. Покаралося и это лихо.
– Поделом тебе, рыло небритое, и расплата за гостеприимство твоё ядовитое! – происшедшее Ваня отрезюмировал. – Каков привет, таков и ответ, а на лихость злую терпения нет!
Разыскал он палицу свою верную, котомку через голову перекинул, и место сиё гибельное покинул. А перед тем корчму с четырёх сторон подпалил и, глядя на пламя вскинувшееся, сухие стены охватившее, крикнул:
– Гори же ты адским пламенем, осиное гнездо!
Да оттуда и ушёл.
Глава 6. Как в приморском городу изводил Яван беду
Так цельную ночь и прошагал Яваха без роздыха, да полный день до вечера ещё протопал; в чистом поле переночевал, на горячую свою кровь положившись, и прямо опять зашагал, в дальнюю даль устремившись. За всё то время один только раз и поел он, когда у хмыря какого-то старого дрова подрядился поколоть, а так-то к местным он ни ногой – вреднющий оказался народ.
К полудню дня нового приходит он наконец к широкому морю, где багрового цвета волны ходили ходуном на просторе, а по спинам тех волн кораблики парусные летели, – к пристани, видно, пристать хотели. И увидел Яван, что на берегу высоком город большой стоит и путника утомлённого вовнутрь зайти манит. Оглядел Ваня град, а он стенами немалыми огорожен, да с башнями каменными ещё, как в обществе гордецов и положено, а возле градских врат стража стоит, довольно собою грозная… Ну, для Ваньки-то их грозность несерьёзная; единственно, что он на дороге той неторной один был одинёшенек, а более-то и никого. И где, спрашивается, народ?
– Кто таков? – старшой, видно, стражник Ваню пытает. – Откуда, человече, идёшь да куда бредёшь?
– Странник я, – отвечает ему Яван. – Иду себе, путешествую да своим путём шествую. Куда глаза глядят – туда и я…
А стражи вдруг заулыбались, видом переменились, в стороны подались и в пояс Явану поклонились. Весёлой гурьбой его окружают и жестами радушными в город зайти приглашают. Даже пошлины не берут с входящего.
– Мы, – говорят, – странникам да ходокам завсегда рады. Нету для нас пуще отрады, чем путника возле ворот встретить и у себя его приветить. Да вишь нечасто нас люди добрые навещать стали – мы их и ждать-то
