заключим! Ты, я вижу, парень честный, и я тебе на слово поверю запросто. Короче, поклянись памятью своей матери, небесной коровы, что не убьёшь меня, а отпустишь подобру-поздорову, как говорится, ко всем чертям. И тогда – клянусь тоже! – передам я тебе оружие грозное, и делай с ним что хошь, а меня после того не трожь!
Подумал Яван, подумал да и решился.
– Согласен! – бодро он заявил. – Клянусь матери своей памятью, что не убью я подлого Ловеярку! На произвол судьбы его отпустить обязуюсь, коли отдаст он мне оружие чудодейственное, супротив адского царя действенное!
Тут Яваха на резвые ножки подскакивает, а за ним и Ловеярище, кряхтя, подымается да от песочка налипшего отряхается. Ударили они по рукам, сделку закрепляя, после чего старик заспешил к себе в хату походочкой семенящей, а следом за ним и Яван гренадёрским шагом зашагал. Приходят скорёшенько. Чертяка под кровать шмыг, чуток там покопался, башкой об кроватку шандарахнулся, заругался, да и вытаскивает оттуда не меч-кладенец, и не булаву гулкую, а… ма-а-ленькую такую шкатулку.
– Вот! – хихикает ехидно. – То самое и есть… В цельности, как говорится, и в сохранности, – и он подул на ларец, пыль с него сдувая. – Принимай вещь, Яван! Бери и владай, а мне волю дай!
У Ванюхи от вида его лисьего аж челюсть вниз отвисла.
– Да ты чё, старче! – он возмутился. – За дурака меня держишь что ли?! Думаешь, я тебе лох?! Какое это, к чертям сучьим, оружие?!
А старичок знай своё гнёт:
– Не сумлевайся, Яван – оружие! Да не простое, а самое что ни есть сильное, против братца мово пересильное. Только кнопочку пусковую зря не нажимай да до срока шкатулочку не открывай – не приведёт сиё ни к чему. Оружие ведь это выборочное: на меня не подействует, на тебя тоже, а на главного земного злодея – ещё как! Да-да – факт! Хе-хе!
– Ну, коли так, то ладно, – согласился с чёртом Яван. – Давай сюда шкатулку и вали отседа к бабушке своей чёртовой, покуда я добрый, да не дюже спеши – вход в пекло мне покажи!
– Хе-хе! – сызнова расхихикался старикан. – А чё его показывать-то – я ж показывал уже! Во-он, на горе той чернеется… Только я, Ваня, это… ноне туда не ходок: силёнок, благодарение тебе, по кручам бегать не имею. Старость не радость. Так что ты уж, милок, сам, сам…
И снова, подлец, захихикал и глазёнками на витязя зыркнул.
Ну, Яван тогда повернулся да и тронулся себе в путь; шкатулку в котомку кинул, палицу на плечи положил и решил сразу на гору подняться, чтобы зря не телепаться. С добрый уже кусок отмахал, а тут мысль одна ему в башку и вдарила, и повернул он решительно к пещере огромной, где обитал дракон прикованный. Приходит вскорости в грот, глядь – а драконище уже оклемался, стоит у стены, пыхтит и на Ваню жёлтыми буркалами глядит. А сам-то понурый такой, смурной, – видать, после пытания Ловеярова больной.
Поступью уверенной Яван к зверю волшебному подошёл, посмотрел на него сочувственно и такую речь повёл:
– Поравита
