брачной ночи рождался.
Ну, не случилось и не случилось, чего уж там. А когда службу в Граничном Патруле начал, уже было не до подглядывания.
Это ведь только кажется, что выскочил из тела, и ты на месте. Ничего подобного. Расстояния даже тень должна преодолеть. Вернуться – да, мгновения потребны, но вот достичь точки наблюдения – часы нужны. А где их взять, эти часы? В форте, полном людей, да и служба не спит. Поэтому Нэй прекратил любые полеты своей астральной проекции на расстояния дальше нескольких верст. Он полностью доверял Райсе, и если с Мелисой, но по ее просьбе, она не говорила правду, то о Лайзе…
Ну, Нэй надеялся, что все, что сказано…
Но лучше бы и не знал.
Грустно все это.
Первое, самое первое письмо Райсы, уже отправленное в Третий северный форт, содержало ужасные вести.
Пожар случился в кожевенных мастерских. Вроде без поджога обошлось, но от этого все равно не легче. Тушили пожар всем миром, и когда казалось, что огонь побежден, о холодном огне как-то подзабыли все, случилось страшное. В мастерской мужа Лайзы, они как раз соседями были, случился взрыв. Спички Торксов, но тут без всяких интриг, отчего не менее страшно, взорвались вместе с плотной кипой кожаных выкроек, которые вспыхнули, как сухой хворост. В это время люди расслабились, принялись за разбор завалов, и в мастерской находились муж Лайзы и свекр, его отец. По описаниям очевидцев, от тел мужчин почти ничего и не осталось.
Страшно и больно.
Под впечатлением всего этого у Лайзы случился выкидыш, но при этом ни капли истерики, и даже слезинки ни одной не упало. Говорят, нужно плакать, рыдать, чтобы выплеснуть эмоции. Но, видимо, у Лайзы истерика случилась с другой стороны.
Всего месяц она пролежала, а как пришла в себя, то, можно сказать, бросилась во все тяжкие.
Проституткой она не стала, но мужчины в ее жизни стали меняться слишком часто. Причем в большинстве случаев она бросала их первая, и уже никогда не возвращалась. Кто-то вздыхал, кто-то пытался вернуть или вернуться, кто-то злился, кто-то даже плакал. Но Лайза была непреклонна.
Гулящей ее не называли, но вот оторвой прозвали. На братьев рукой показывали, говоря: «что же у вас сестра такая, разэтакая и этакая?» Те как-то собрались и попытались Лайзу запереть (до этого еще одна напасть случилась у семьи – отца их паралич разбил за пару месяцев до пожара), ну, хотя бы на натиру, чтобы умерить ее страсть. Но у нее оказалась очень тяжелая рука. Одному брату – Парсу – она поставила огромный синяк под глазом, второму – Муну – поцарапала щеку и сильно по паху вдарила, что привело к тому, что все с полчаса сидели кружком и друг друга успокаивали (кто-то подсмотрел, подглянул). Никто не знает, что она сказала братьям (говорили тихо, как заговорщики, головами соединившись), но с этого времени они больше не пытались ее остановить, а могли даже и ребра пересчитать тем, кто мерзкие слухи распространял о сестре.
Но и в самом деле никто не понимал, что с Лайзой творится. Потеря мужа и ребенка – сильный стресс, но люди считали,
