Мы тебя убьем…
– В смысле? – я попятился, наткнулся на стол и едва не упал.
– Убьем, – улыбка матери была широкой, как у акулы.
– Я найду работу!!! – закричал я. – Честное слово!!!
– Не кричи, сынок, – отец обнял меня за плечи левой рукой. – Соседи услышат.
– Вы хотите меня убить, – слезы сами навернулись на глазах. Я всхлипнул. – Сына.
– Нежелательного, – построжела мать.
– Я живой человек! – сбросив отцовскую руку, я рванулся из комнаты.
Бежать! Бежать отсюда!!!
– Сынок, – донеслось сзади, – мы пошутили.
– Пошутили? – я обернулся.
Родители шли ко мне.
– Горькое лекарство, – говорила мать, – эффект плацебо, чтобы подтолкнуть тебя искать работу.
– Пошутили? – я плакал.
– Да, – отец снова обнял меня.
Что-то укололо. Я склонил голову: из меня торчал наш кухонный нож.
– Что это?
– Я тебя убил. Твои легкие наполнятся кровью и через минуту ты тихо-мирно задохнешься.
– Не надо, папа…
– Сынок, фарш невозможно провернуть назад.
Потолок поплыл и я упал. Последним, что услышал, были слова матери:
– Насчет фарша ты неплохо придумал. Можно будет и котлет накрутить…
Мотылек
Рассказ написан на XXV Осенний Пролёт Фантазии
Проклятый мотылек надоедливо и натужно бился о засиженный мухами молочный плафон тусклой сороковатной лампочки. Где-то далеко лениво, будто утомившиеся на богатой свадьбе гости, орали лягушки. А тут было тихо, как в свежевырытой могиле. И пахло похоже. Я, не отрываясь, смотрел в огромные холодные глаза гигантской змеи, чья голова торчала над забором, слабо покачиваясь, словно висящий на веревке носок под свежим майским ветерком. Рука, сжимающая пистолет, уже подрагивала от напряжения, но стрелять я не решался. Знал, что пресмыкающиеся живучие твари и страшно было представить, что сделает со мной эта жуткая тварь, если я не сумею ее прикончить сразу. Толщиной с бревно – даже если попаду в мозг, умрет не сразу. А такая туша, даже просто бьющаяся в конвульсиях, бед может натворить немалых. Хлипкие деревянные столбики крыльца сокрушит на раз. Да и не факт, что в темноте двора не скрывается ее подружка. Стоящая за воротами машина казалась недосягаемой, как пустыня Калахари.
Змея атаковать не спешила, томно поводя по мне немигающим взглядом. Было очевидно, что спешить ей некуда. До рассвета еще далеко, и не факт, что этот ужас исчезнет на рассвете, растаяв под первыми солнечными лучами. Что-то скреблось снизу-сзади. Я, насколько мог, скосил глаза. Живучий, черт! Хозяин негостепримного дома, так и не приютившего меня этой ночью, неспешно полз, выбрасывая вперед руки, вцепляясь пальцами в половицы и подтягивая тело. Половину тела: ноги перерубленный хозяйским топором позвоночник потерял где-то по пути. Из обрубка туловища лилась кровь, оставляя широкий след, но верзила полз, неудержимо, как сходящая
