с табаком и принялся угрюмо набивать трубку. Как всегда, когда он хотел поразмыслить, ему требовалось это восхитительное зелье, которое каждый месяц ему привозили из Аугсбурга знакомые плотогоны. Как только к небу потянулись первые клубы дыма, Куизль почувствовал себя гораздо спокойнее. Но вслед за этим из раздумий его вырвал звук приближающихся шагов.
– Черт бы побрал всех, нигде в покое не оставят! – проворчал палач.
Развернувшись, он увидел среди ивовых зарослей своего сына Георга. В руках мальчика по-прежнему болталась праща, которой он еще пару часов назад обратил в бегство братьев Бертхольдов. За ним следовала его сестра Барбара. Ее черные локоны свободно ниспадали на плечи, под рубахой уже обозначались первые округлости.
Георг и Барбара были близнецами, но различались до невозможности. Приветливая Барбара, подобно старшей сестре Магдалене, не лезла за словом в карман и росла, видимо, такой же красавицей. Георг, наоборот, был неотесанным, словно кусок необработанного дерева, и молчаливым, как отец. Будучи учеником палача, он помогал иногда на казнях, и уже через несколько лет его ждал экзамен – образцовое обезглавливание.
– Если мама узнает, что ты опять купил малышам сладости, головы тебе не сносить, – с улыбкой предостерегла его Барбара. – Она и так считает, что ты их слишком балуешь.
– Смотрите, чтобы я вам не всыпал как следует, – проворчал палач. – Разве не велел я Георгу вычистить повозку? А потом встречаю его у склада с пращой в руках! Что ты вообще там забыл?
– Хотел с ребятами воробьев пострелять, – ответил Георг резко. Голос у него был не настолько низкий, как у отца, но уже такой же ворчливый. – Но подстрелить сумел только пару висельников.
– Тебе радоваться нужно, что он там оказался, – вмешалась Барбара. – До Кожевенной улицы было слышно, как Бертхольд вопил. Я даже представлять не хочу, что он сделал бы с малышами, если бы Георг не подоспел.
– Ладно тебе, с этими я бы и сам справился, – огрызнулся Якоб.
– С дюжиной парней? – засмеялся Георг. – Отец, не переоценивай себя. Ты уже немолод.
– Уж с Бертхольдами сладил бы. На войне я таких петухов десятками через клинок скакать заставлял. И не старше твоего был тогда, зато сил хоть отбавляй. Сила и смекалка, вот что главное!
Куизль-старший запыхтел трубкой и стал провожать глазами клубы дыма. Барбара повела малышей к пруду, а сын уселся на булыжник рядом с отцом и уставился на водную рябь. Через некоторое время палач молча протянул ему трубку. Георг невольно ухмыльнулся. Он знал, что отец никогда не станет его благодарить. Но данный жест значил больше тысячи слов: старик впервые допустил сына к своей трубке. Закрыв глаза, парень втянул ароматный дым и выдохнул подобно маленькому дракону.
– Как там мама? – спросил наконец Якоб.
Георг пожал плечами.
– Много спит. С нею сейчас Штехлин сидит. Она приготовила ей отвар из липового цвета и ивовой коры.
– Ивовая
