настоятель благосклонно кивнул, Симон начал рассказывать. Он начал со вчерашней встречи с братом Йоханнесом, упомянул его спор с Виргилиусом и под конец достал запачканный кровью окуляр, который нашел в мастерской. Настоятель Рамбек принял его и показал остальным монахам.
– Эта вещь действительно принадлежит брату Йоханнесу, – произнес он задумчиво. – Цирюльник еще перед собранием поделился со мной своим предположением. И я после этого послал за Йоханнесом.
– И что же? – спросил старый библиотекарь.
Маурус Рамбек вздохнул.
– Он исчез.
– А может, просто собирает травы в лесу? – вмешался наставник.
Это был молодой еще человек с приятными чертами лица и живыми глазами, хоть и немного красными. Симон предположил, что он недавно плакал.
– Собирает травы ранним утром? Брат Йоханнес? – Келарь Экхарт злобно рассмеялся. – Тогда это первый раз, когда наш любезный собрат встал так рано. Обычно он собирает в полнолуние, да потом еще заливает это дело кружечкой-другой пива.
– В любом случае я отправил несколько человек из деревни, чтобы они разыскали его и задержали, – сказал настоятель. – Прежде чем я переговорю с ним, крайне нежелательно обременять этим происшествием земельного судью. Все вы знаете, что бы это означало.
Монахи молча покивали, и даже Симон мог представить себе, что последовало бы за приездом земельного судьи. В Шонгау тоже несколько лет назад приезжал на суд над ведьмой представитель курфюрста – вместе со свитой и шумливыми солдатами. Город после этого еще несколько месяцев терпел издержки.
– Речь идет об убийстве, Маурус, – предостерег приор и покачал головой. – Быть может, даже двойном, если Виргилиус не объявится.
Он пожал плечами, и взгляд его, как показалось Симону, выражал некое удовлетворение.
– Боюсь, судьи из Вайльхайма нам не избежать.
Лекарь подступил на шаг и прокашлялся.
– Прошу прощения, но возможно, что на совести брата Йоханнеса даже три человека.
Приор наморщил лоб.
– Как это понимать?
Симон нерешительно вынул отчет из сумки и передал совету. Затем, не вдаваясь в подробности, поделился своими соображениями насчет смерти послушника Келестина.
Воцарилось молчание.
Тишину в конце концов нарушил настоятель, лицо его стало мертвенно-бледным.
– Значит ли это, что брат Йоханнес убил сначала своего подручного Келестина, а потом Виталиса и, быть может, Виргилиуса? Но… но почему?
– Как будто мы сами не знаем! – прошипел брат Экхарт. Лысина его побагровела, и на ней вздулись тонкие вены. – Разве оба они не предавались то и дело богохульным экспериментам? Йоханнес и Виргилиус? Разве мы всего пару недель назад не запретили брату Йоханнесу изучать вещи, подвластные одному лишь Господу? А он все не унимается!
Он
