Но, так или иначе, а по набережной Москвы-реки продолжал идти Джакомо Казанова, и я, зачарованный и сбитый с толку, шёл рядом с ним.
Через пять минут он неожиданно остановился, повернулся ко мне и патетично произнёс на хорошем русском языке:
– Я и подумать не мог, во что превратится Париж!
Я не сразу осознал, что он вообще способен говорить, но тем не менее согласно кивнул. Он продолжал:
– Вообразите: столица мира стала захолустьем Европы! Друг мой, если б вы только посмотрели, на что похожа Венеция! По всему континенту один упадок и разорение, мораль окончательно прогнила, в святилищах муз бродят оборванцы, какие в моё время сражались на баррикадах, а учёность в таком же почёте, в каком труд крестьянина у сильных мира сего.
Ветром ему подкатило под ноги пластиковую банку. Он изумленно поднял брови и уставился на меня с немым вопросом в широко раскрытых глазах. Я пожал плечами и, глупо улыбаясь, произнес:
– Это кетчуп.
– Что?
– Томатный соус.
– Разве вы не готовите его сами?
– Нет.
– В какой лавке он продаётся?
– В любой.
Он только смог произнести:
– Невероятно! —
и зашагал дальше по набережной.
– В моё время, – продолжил он чуть погодя, – в Париже все соусы готовились в кухнях, и сколько их было! Бешамель, эспаньоль, альманд, оландэз, майонез…
– Майонез и сейчас можно купить, – вставил я, но человек в парике отмахнулся, и я понял: если соус можно было «купить», он тут же терял право называться соусом.
– Это были шедевры кулинарного искусства, а некоторые готовили по рецептам XVI века! С чем вы употребляете…, как вы сказали, называется тот соус?
– Кетчуп.
– Да-да.
– С чем угодно.
Он остановился.
– С мясом? С рыбой?
– Да, еще с пельменями, с макаронами. С ним же вы делаете хот-дог.
– Это тоже блюдо?
– Ну, да, только быстрого приготовления.
– И как его готовят?
– Берут булку, разрезают вдоль, кладут туда сосиску и поливают кетчупом и горчицей.
Он процедил:
– Этим вы утоляете голод, не так ли?
– Так.
– А кто же придумал это блюдо?
– Американцы.
Лицо его скривилось в гримасе боли.
– Мне было чрезвычайно грустно, мой друг, видеть, как пали наши бастионы в Новом Свете, а потом и англичане отказались от своих завоеваний. Стоило ли, скажите на милость, плавать через весь океан, чтобы в конце концов всё потерять?
Дальше мы всё время шли молча, но рядом. Пробило полночь, когда мы очутились у моего дома, и здесь он спросил:
