У Полли не было причин сомневаться – до того дня, когда она собственными глазами увидела этих детей.
Бывшее здание больницы из четырёх этажей с огромной территорией, обнесённой каменным забором, было отдано под приют уже после Революции и с тех пор, вероятно, не ремонтировалось ни разу. Поколению Полли достались в наследство просторные гулкие комнаты с высокими арочными окнами, бесконечные грязно-белые коридоры, лестницы с крошащимися ступеньками и вездесущие сквозняки, ночами завывавшие на чердаке. И по всему этому дому с привидениями, от подвала и до крыши, гулял неистребимый запах тушёной капусты, въедался в некогда белую штукатурку стен, в изгрызенное мышами постельное бельё, в сотни раз чиненную одежду.
Полли с раннего детства была грозой приюта и головной болью всех его воспитателей. Ей не сиделось на месте и не жилось без сумасбродных затей, и всё бы ничего, если бы она не втягивала в них других воспитанников. Ей не было и десяти, когда она подбила пятерых приятелей сбежать ночью из приюта, чтобы разбить лагерь в ближайшем лесу и жить там дикарями. Они даже сшили некое подобие палатки из старых дождевиков, а ещё натаскали инструмент из кабинета труда, чтобы пилить ветки и разводить костёр. Дежурные по столовой целую неделю по мелочи крали продукты: крупу, макароны и хлеб. Проще всего было бы стащить несколько кочанов капусты, попадавшей на стол по меньшей мере дважды в день в виде кислой солянки, тушёного гарнира или склизких прозрачных кусочков, плавающих в сероватом супе. Но Полли решительно отказалась – никакой больше вонючей капусты в их новой жизни! Они будут ловить рыбу и ставить силки на кроликов, а на гарнир готовить траву и коренья. И вообще лучше умереть с голоду, чем когда-нибудь ещё попробовать эту кислую гадость.
Им почти удалось – их искали целых два дня, и нашли только потому, что малыш Карл выдал себя, когда слишком далеко высунулся из леса в поисках земляники. Это был самый громкий скандал за всю историю приюта, и Полли с заговорщиками целый месяц не выходили на улицу, да и потом их ещё долго никуда не выпускали без присмотра. Кроме того, с июня по октябрь они ежедневно отбывали трудовую повинность – кто в классах, помогая учителям с уборкой, кто в столовой, вытирая столы и отмывая посуду после каждой трапезы.
Дети смотрели ей в рот, и Полли умело этим пользовалась, подбивая их на подвиги разной степени рискованности. Их компанию регулярно снимали с крыши, вытряхивали из домика на дереве, вылавливали из заросшего водорослями пруда, разгоняли по спальням после отбоя, когда они снаряжали экспедицию на поиски чердачного призрака. Никакая стихия не способна была её остановить, и с каждым годом воспитатели прикладывали всё меньше усилий, смиряясь с мыслью, что Полли одержала верх над их педагогическими методами.
Когда в двенадцать лет она неожиданно остепенилась, они забили тревогу. В какой-то момент над
