спокойной ночи. Приношу извинения за резкость.
Мы сидели, соблюдая субординацию, и ждали, когда он первым поднимется. И правильно, ведь и Отто все сидел, не вставал, кивая самому себе:
– В графике еле-еле. Но в графике, так ведь?
И вот все закончилось, он пошел к дверям. Но нет, обернулся еще, морщась:
– Вилли и Грета, игры ваши бросьте. Избавьте от скучных зрелищ.
Всё, ушел. Раздалось громкое чавканье: Вилли, отодвинув свою соленую тарелку, ел из общей кастрюли. Давился прямо.
Нет, и это еще не конец, наоборот, начало только, потому что ведь всё нам мало. Это с виду люди, а в жилах вместо крови расплавленное стекло бурлит. Вот Вилли вдруг из комнаты пулей в пустой коридор выскакивает! Все по комнатам своим уже, отбой, а он вылетает, и тут же ему Отто навстречу, как чувствует!
– Из Йены фасовка заводская! Из Йены! – хрипит Вилли. – Фасовка с кадмием, понял ты? Чего я там не так, когда фасовка стандартная! Моя рука только!
Отто в лицо ему хохочет:
– Вот! Рука, именно! Пьяная твоя!
– Да когда это я?
– Всегда! Фляжка в кармане!
Я из-за двери выглянул, глазам не веря: схватка вдруг, рукоприкладство! Да, ткнул Вилли Отто в грудь той самой пьяной рукой, посмел! И Отто ткнул Вилли прямо в ухмылку, обменялись! И мы с Гретой их разнимаем, руками машем тоже, но непонятно уже, кто кого и за что. Грета кусается даже. Что такое это?
Дальше так: Вилли как выскочил, так первым в комнату свою обратно и вваливается, из схватки выдравшись. И Отто, еще в дверь его побарабанив, за собой тоже дверью от души хлопает. И тишина вдруг, пустота, как ничего и не было. Мы с Гретой скорей по углам своим разбегаемся от греха подальше. И только хлопают за нами за всеми двери, хлопают.
А потом я не глазам, уже ушам своим не верю: неужели в коридоре опять?! Выскочил, а там Отто уже Вилли за грудки трясет, сам хрипит теперь:
– Говори! Цель твоя какая! С кадмием! Знать хочу! Цель!
И Вилли руку ту самую пьяную снова над ним заносит:
– Чтоб очки у тебя с пузырями, профессор!
А Отто в лицо Вилли опять хохочет:
– Э, нет! Ответ неверный! Ты подсиживаешь! Да! Ты меня! Мистер Кадмий! Отзовут, думаешь? Да тебя первого, если что! Я позабочусь!
И Вилли со своей ухмылкой опять:
– Написал уже? Когда ж успеваешь доносы? Между варками?
И вдруг голос мой у Отто за спиной. Нет, не я это, я в дверях стою, а голос мой сам говорит:
– Ночью он!
Отто удивляется, Вилли даже отпустил:
– Это ты, полторы извилины? Ау! Ты, что ли? Заговорил, смотри!
Но Грета из другой комнаты тоже выглядывает – выйти не может, разделась, видно, уже:
– Кто, с кем, куда! Прямой репортаж! На нас на всех строчит профессор…
– …по доносам, – вставляет Вилли.
Отто, не веря, головой в лихорадке крутит,
