мире явном, не тайном, когда возвращаюсь, Валенсия сообщает:
– Вот Витька бросился сломя голову, а это, скажу, катастрофа!
– Витька… Витька какой? – не понимаю.
– Да я Витька, я! – тычет в грудь себя благоверный. – Она что я сюда вот, а у нас дома ремонт!
– Представляешь, что там они нахерачат-напортачат, когда без хозяйского присмотра? – жалуется Валенсия и за рукав даже меня дергает. – Да мама не горюй, в ужасе я просто!
Другая рука ее под столом тоже, видно, свое дело делает, благоверный только выдавливает слова невразумительные, тем более еще и жевать приходится:
– Армяне, золотце.
Лицо Валенсии по обыкновению ничего не выражает, остается каменным.
– Что – армяне? Армянский коньяк лакают за здоровье Вити-лоха!
Дернувшись, муж в себя приходит, отринув вожделение. Судя по всему, сбросил страстную руку, и вот он уже прежний опять, с непобедимой своей усмешкой:
– А я вот армянам доверяю. Себе на уме люди, а добросовестные. Если б другие, допустим, работали, ну, всякие эти там разные, не хочу называть… Стоп, стоп, стоп! Мы ж не шовинисты, правильно?
Тут Элизабет голос:
– Внимание! Всем внимание!
И Валенсия уже в предчувствии:
– Всё! Понеслась! Держитесь!
Элизабет и впрямь выкидывает очередной номер, на этот раз задрав вдруг ногу над столом на всеобщее обозрение. И крутит своей неугомонной ступней с назиданием, показывает:
– Если б я тогда сделала вот так, то есть правильно, мы бы долго еще танцевали, а вас бы никого на свете не было. Но я сделала так, то есть неправильно. И вот вы. Приятного аппетита!
– Что, твоя ошибка? – спрашивает кавалер, не преминув чмокнуть ступню, благо прямо под носом у него.
– Ну, почему же. Импровизация.
– А партнеры не поняли?
– И не могли партнеры.
– А что ж ты тогда? – теряется в догадках кавалер.
– А ничего я. Просто все когда-то кончается, даже танцы, – удивляется вопросу Элизабет и все смеется, не может успокоиться. – Взмах ноги – и внук клянчит мороженое! Дай, Какаду, дай ты ему, уже я тебя слезно прошу!
– Ты попугай, дед? – изумляется внук.
И официант появляется, принес суп Элизабет.
– Протестный, свинья не ночевала! – торжествует кавалер. – И сейчас, минутку, мое признание. Готова выслушать? – спрашивает он Элизабет. – Твое, теперь мое?
– Просто вся внимание.
– А вот волнуюсь, – хитро щурится кавалер.
Уже и Валенсия не выдерживает:
– Да не тяни ты, господи!
И кавалер объявляет:
– Я суп сам приготовил. Ну, тут соображения гигиены, так что не совсем сам, но под моим руководством точно. Подтверди, – просит он официанта.
– Повар в обмороке до сих пор, – кивает тот.
– Поэтому разрешите, – кавалер зачерпывает суп, – первая ложка моя?
Едва
