хоть ничего не вытрясти было, понятное дело.
– Не знаю где! Какой Пётр? Начальство распорядилось, чтоб я к вам немедля! Не сам, начальство! Язык тем более! Не знаю вашего Петра! А я вот он! Или возражаете, что я тут с вами?
Вдруг стекловар в одно мгновение профессионально скрутил меня, вывернув руку, я простонал даже, согнутый в три погибели. Тут же, впрочем, он и отскочил, испугался сам, что рефлекс сработал.
– Извиняюсь. Так получилось.
Кто он, что, мне все равно было, большой человек этот с лицом младенца. Не Пётр он был.
– Ладно, квиты. Запускай. Варка через час.
– Будьте уверены.
Он устал от меня и с явным облегчением схватился за лопату. Махал бешено, как заведенный, забрасывая уголь в мертвую еще топку.
Шел, бежал, из цеха в цех перемещаясь. В каждом Пётр мерещился, в каждом. Телогрейки за рукава дергал, в лица заглядывал. Пока самого не дернули, не развернули с силой, и я увидел перед собой усы Вилли.
– Куда?
– За Петром.
– А где он?
– Ищу.
Хоть мог и не искать, уже понимал. Но остановиться тоже не мог.
Вилли догнал опять.
– Ханс, за тобой шакалов туча, ну, хвостов этих, ты натворил чего?
– А чего я?
– Только с Гретой?
– Да, я был король, – не соврал я.
Доволен собой Вилли был, кулаком себя даже в грудь ударил:
– Ай да Вилли!
Едва за мной поспевал, бубнил рядом:
– А я за самогоном наладился, местный один носит, деваться куда? Злыдень горючее совсем перекрыл, с ума сошел! – Он показал, кто злыдень, профессора очки, конечно. И опять схватил меня: – Ханс, смотри, да их что перхоти на башке, твоих этих. Чего такое серьезное, эй, Ханс?
И смотрел я, зря головой крутил:
– Где, где? Не вижу!
Вилли смеялся:
– А ты и не должен. Они тебя.
– А ты их как?
Он в грудь себя опять треснул:
– Вилли!
Пьяный путь его с моим совпал. Отскакивал Вилли и возвращался, хмурясь все сильнее:
– Не он, не он! Пропал мой спаситель!
Шли, бежали напрасно, глазами по сторонам шаря. Так в цех и ворвались, где женщины только одни за длинными столами у приборов сидели. В халатах белых, платки на головах. Линзы перед ними в тисках сияли, и работницы в глазки приборов в линзы эти строго вглядывались. И еще полировали нежные сферы вручную тряпочками.
Получалось, весь путь стеклянный от начала до конца самого мы проделали, от топки угольной до чистоты этой аптечной и сияния. И ходили теперь меж столов на цыпочках без цели, и Вилли ненароком спин женских ручищами своими касался. И так же вышли тихо, будто и не входили, не было нас.
И Вилли сразу про самогон вспомнил, опять побежал куда-то, спаситель ему все чудился. Вернулся совсем уж грустный.
– Пропал!
– Ты или он?
– Оба.
