зубов. Но он не хныкал, а только чуть-чуть протрезвел. Да, вечеринка удалась на славу! Слышно, он решил с недавнего времени вести тверезую жизнь. Как бы оно там ни сложилось, желаю Муняше счастья. Если принять постулат, что мы живем только раз, то все свихнувшиеся дебоширы, громилы и драчуны мира сего поступают единственно правильно. А чего время терять – его и так мало! Круши носы и скулы у любого шакала и акулы! Кто смел, тот и съел. Торжество права кулака и бутылки. Гулять так гулять… Но постепенно начала нарастать во мне какая-то неопределенная тоска. И уж не знаю, что бы я натворил, если бы не Йоко. Она заставила меня задуматься, и не просто для того, чтобы выпалить очередной каламбур, – тут я всегда был горазд, и слова занимать не шастал к соседям, – а задуматься всерьез. О том, что будет потом. Куда перельется душа, когда меня не станет. В какой сосуд, в чье тело? Йоко помогла мне найти ответ. И вот он бегает, носится по всей вилле, как угорелый и смеется от души – наследник моей души, сын Шон. Его появлению на свет предшествовали неисчислимые разговоры и расчеты. Мы обсудили с Йоко все возможные варианты и пришли к выводу: он должен родиться в день моего рождения. И Йоко блистательно справилась с этой задачей. Шон – наследник моего состояния и души.
С гениальным папой и гениальной мамой – из него непременно выйдет толк! Йоко… все врачи были против, но она настояла на своем, рискуя жизнью. Сколько крови ей это стоило! Все пережила, все вынесла. Моя жена – героиня! Сперва никто из этих ученых ослов не верил, что она сможет забеременеть, – забеременела! Потом никто не верил, что она выносит ребенка, – выносила! До седьмого месяца – так, чтобы можно рожать и чтобы крошка выжил. Тогда все стали ее уговаривать доносить еще два месячишка, но тут подошел мой очередной, тридцать пятый день варенья – и Йоко решила рожать во что бы то ни стало. Я тайком от врачей принес ей в палату хорошую порцию героина. Мы поцеловались на прощанье, и она приняла всю порцию в два приема, запивая зеленым чаем. Пакетик от героина я спустил в туалет, чтобы ни одна собака не догадалась, в чем дело. Что тут началось! Йоко стало так плохо, что ее хотели везти в реанимацию, но нам с огромным скандалом удалось убедить идиотов-врачей везти ее прямо в родильную палату. Цепляясь за меня скрюченными пальцами, Йоко прошептала в последний момент: «Если меня не станет, вырасти его по нашему плану…» Тут судороги усилились, ее стало рвать, и санитары побежали бегом с каталкой. Двери захлопнулись перед моим носом. Я услышал еще, как Йоко закричала. Меня силой вытолкали в коридор. Потом я ничего не помню. Пробел. Помню, как вышел врач, снимая на ходу дыхательную маску, и объявил, что у нас сын.
Теперь вот он – наш сын, наше сокровище. Ему отойдет все, в том числе и моя душа. Это нечто мистическое, то, чего еще на Западе никто не добивался. На Востоке другое дело – там они поднаторели во всяких таинствах и эзотерических действах. Что-то Шон будет делать лет через двадцать? Каким он станет? Каким станет мир вокруг него? Или все-таки этим идиотам
