полночи без сна, в конце концов, устав от мыслей и от себя, Николай уснул тяжелым крепким сном, зная точно, что утро рассеет мрак.
На следующий день Анна проснулась, будто с похмелья, хотя это было недалеко от истины. Ведь и она всю ночь пила свои горести.
Мать как обычно ловко хлопотала по хозяйству, отец неумело пытался отремонтировать покосившийся забор. Но все валилось из рук, а угол крена после ремонта лишь увеличился. Отойдя на шаг, желая окинуть взглядом, результат своих усилий, он к удивлению супруги, хлопнул в ладоши, довольно улыбнулся и сказав: – ох и ладная изгородь получилась, ох и славно выглядит, – вернулся в дом, к тому времени уже изрядно проголодавшись после «тяжелого» труда.
Говорить он мог часами и с превеликим удовольствием, но когда дело касалось физического труда, пожалуй, более неумелого работника и во всем городе было не сыскать.
– Тебе принесли письмо доченька, сегодня поутру, ждал, пока ты проснешься, уж будить тебя не стал, милая моя, – участливо сказал отец.
Сердце забилось в бешеном ритме, казалось, даже дышать стало трудно, она поставила кувшин на стол, чтобы ненароком не уронить. Только тогда она увидела лежавший на столе конверт. Взяв письмо, с потаенной надеждой, что оно от него, увидела маленькие аккуратные буквы, с легким наклоном вправо и надпись «от З. В. Лаптевой», сердце Анны только что воспарившее ввысь, кубарем скатилось вниз. Не этого письма она ждала.
В письме было много слов любезности, благодарность за заботу и внимательный уход за ее престарелой матушкой и предложение стать ее компаньонкой, а скорее сиделкой с более чем щедрым вознаграждением, вдвое превышающем то, что она получала в школе.
По правде сказать, предложение было на редкость удачным. Тем более преподавание в школе, удовольствие и радости ей не приносило, не говоря уже о скромном жаловании, так что терять ей на прежнем месте было нечего.
Рассказав отцу и не успев, спросить следует ли ей принять предложение. Она прочла в его глазах счастье и надежду на ее согласие. Значит, так тому и быть, хотя радости ей то решение не принесло, ибо ударяло по ее и без того растоптанной гордости. Но разве бедняку гордость по средствам?
Прошло три года. События той летней субботы давно забылись. Череда будних дней, мелких проблем и незначимых событий, затянула Анну в свой водоворот, и хотя работа в доме Лаптевых была не тяжелой, и хорошо оплачивалась, но была крайне скучна и состояла в основном из трех вещей: читать старушке сказки, поправлять вовремя плед, да смотреть, как бы та, уснув, не свалилась с кресла. Впрочем, старушка оказалось крепче, чем думала Анна и чем ожидала купчиха. Все три года она пробыла в одной поре, много говорила, много спала и имела отменный аппетит, не пропускала ни завтрак, ни обед, ни ужин. Сама купчиха относилась к Анне благосклонно, но с высока, что было ожидаемо и естественно, если учесть их разницу в возрасте, социальном положении и
