сложиться его жизнь. В самых ярких красках он рисовал десятки альтернативных сценариев, каждый из которых был так же далек от него, как любая из звезд на ночном небе недосягаема для руки человека. У Айзека не имелось убежища от пугающего осознания своего положения, постепенного умирания детских грез о свободе от пятидневного рабства, об особенной жизни, о собственном маршруте по пустыне разрушенных амбиций и нереализованных планов. Он прятал от друзей подальше тревогу о будущем, которому вот-вот наступит на пятки, не желал разочаровывать родителей резкими заявлениями о том, в чем сам до конца не разобрался, и потому единственным средством совладать с реальностью для него стала фантазия.
Несмотря на то, что Айзек еще в школе замечал за собой склонность внезапно предаваться бесплодному фантазированию, полезные свойства этого процесса он оценил только на лекциях по экономике, будучи студентом университета. Нередкие апелляции отца к психоанализу обрамили взгляд Айзека на природу фантазии научным контекстом, который позволял ему еще успешнее пользоваться воображением, борясь со скукой и подавляя тоску от нежеланной картины настоящего. «Фантазия есть защитный механизм, – вспомнил он выводы из самонаблюдения. – Фантазия, сродни сновидениям, компенсирует недостаток того, что человек по некоторым обстоятельствам не может получить в реальности». Действительно, Айзек замечал, насколько легко собираются отдельные кусочки фантазий в единую слаженную историю, если поместить в ее центр самого себя.
Мир вокруг был далек от того идеального состояния, в котором хотел видеть его Айз, но, не имея возможности ни изменить его, ни сбежать, будущий писатель начал представлять, какие ароморфозы принял бы мир, будь Айз тем избранным, способным искоренить проблемы, въевшиеся в самое сердце человечества. Прибегнув к гиперболе, которая раздула целую катастрофу из безобидных на тот день социальных тенденций, Айзек тем самым завуалировал трагедию потребительской личности, не способной к искренности, бескорыстной симпатии и зрелым взаимоотношениям, личности, которая смотрит на другого и видит не человека, а функцию собственной жизнедеятельности, винтик самолюбия, пробку, закрывающую дырку в червивой душе.
Формула фантазирования была проста и укладывалась в несколько слов: «Фантазия + недостатки реальности + твоя жизнь и совокупность наполняющих ее историй». Три вида ресурсов, которые Айзек считал необходимыми составляющими любого вида искусства, направленного на творческую реализацию художника, а не на коммерческий успех. К писательскому делу это относилось в первую очередь. Чем объемней и масштабней выбраны проблемные зоны реальности, тем большую аудиторию содержание книги затронет по-настоящему, всколыхнет их собственные переживания, выведет из рутинного равновесия и заставит вспомнить, как выглядит жизнь в ее истинном обличии. Однако же сейчас ни одного компонента в наличии у Айзека не имелось. С того самого момента, как
