закрыла жалюзи. Немного погодя даже набралась мужества включить новостной канал на ТВ. Села на кровать и положила подбородок на сидевшего на коленях мишку. Долго ждать не пришлось. На экране возникли люди. Толпившиеся у тюрьмы. Вопящие и размахивающие лозунгами.
– Вопреки протестам, – сказала репортерша на вид не старше меня. – Сегодня из Женского исправительного заведения Кауачи освободили Мэгги Локвуд после отбытия двенадцатимесячного заключения за попытку поджога церкви Друри-Мемориел в Серф-Сити.
Несколько минут она распространялась о том, кто я и что сделала, после чего стала брать интервью у людей на улице. Первым был темноволосый мужчина, такой обозленный, что изо рта летели капельки слюны.
– Она получает год тюрьмы! А потом начинает новую жизнь, словно ничего не случилось! – прорычал он.
– Хорошо бы, – громко сказала я.
– Мой дядя мертв! – кричала молодая женщина, чье лицо было искажено ненавистью. Ко мне. – Он был таким хорошим человеком! А эта девица выкрутилась с помощью слизняка-адвоката.
Должно быть, это племянница мистера Игглса, поскольку он единственный взрослый, погибший при пожаре. Я подумала о своем дяде. Представила его мертвым, жертвой кого-то вроде меня. НЕТ!!!!
Я вздрогнула и помахала рукой перед лицом, чтобы отогнать мысль.
На экране появился преподобный Билл. Я охнула. Мне так не хотелось смотреть на него. Он стоял перед кирпичной церковью. Новая Друри-Мемориел? Вау. Совершенно другая.
– Многие люди рассержены, – сказал он. – Нам удалось заново выстроить Друри-Мемориел. Работы почти закончены. Но мы не можем вернуть жизни погибших и утешить пострадавших. И сознавать это очень тяжело. Но я надеюсь, что это возможность вспомнить о прощении.
О прощении? Это преподобный Билл? Что за лицемер! Он ненавидел меня. Ненавидел всю мою семью.
В дверь спальни кто-то постучал.
– Войдите, – откликнулась я.
Ма просунула голову в дверь и увидела включенный телевизор.
– О, Мэгги, не смотри это!
– Все нормально.
– Спускайся, поешь с нами мороженого. С мятой и шоколадной крошкой.
Я покачала головой. В животе заныло.
– Только не подходите к окнам, – сказала я. Боялась, что первый кусок бетона окажется не последним.
– Пойдем, – настаивала ма. – Сегодня вечером мы хотим быть с тобой.
Как-то странно было сидеть в гостиной с задвинутыми шторами. Раньше мы никогда их не сдвигали. Но теперь не хотели, чтобы кто-то смотрел на нас, пока мы едим мороженое. И сидели мы подальше от окон. По крайней мере, остальные ели. Пока я размазывала зеленое месиво по чашке.
Зазвонил телефон, и ма подняла трубку.
Посмотрела на номер звонившего и, пожав плечами, передала трубку дяде Маркусу. Полагаю, ему было поручено говорить за всю семью.
– Алло? – сказал он. – Эй, все в порядке?
Я увидела, как между бровями
