в обрамлении торжественно воспаряющей небесной ваты в кадре появился жирный сизый голубь, который с меланхоличным видом сидел на какой-то темной поверхности.
Отняв от лица громадный профессиональный фотоаппарат, молодой мужчина откинул со лба прядь русых волос и ласково глянул на могучий объектив. Тот в свою очередь, как бы в качестве алаверды, сверкнул ему выпученным стеклянным оком.
Бесспорно, они были созданы друг для друга. Во всяком случае, вместе они – этот не для баловства произведенный, усыпанный кнопками и переключателями фотоаппарат «Canon» и молодой человек в белоснежной сорочке и легком песчаного цвета пиджаке, который не скрывал его атлетического сложения, – вместе они смотрелись очень гармонично.
Мужчина поправил на плече лямку черного кофра и, с неохотой оторвавшись от лицезрения фотоаппарата, поднял голову и устремил невооруженный взгляд в ту сторону, куда смотрел перед этим через видоискатель.
Фотограф стоял на Тверской улице, спиной к пустующей витрине, а перед ним, за двусторонним потоком автомобилей, высился памятник Владимиру Маяковскому.
Каменная фигура стихотворца напоминала собой парусом выгнутую пятиконечную звезду. Хотя свободного пространства на площади было достаточно, казалось, что поэту этого простора мало, что он рвется на волю. В общем, Маяковский (как, очевидно, и задумывал скульптор) весь был – порыв, весь – бунт и презрение к сдержанности. Дело портил только пошлый голубь, который зиждился на голове бунтаря и выглядел, с учетом идеи памятника, особенно непотребно. Глупее здесь смотрелась бы, наверно, лишь ржавая консервная банка с той же помойки, откуда, надо понимать, прибыл и сам пернатый филистер.
Мужчина еще раз навел телескопический объектив на голубя, но на этот раз взял его более крупным планом. Голубь отчего-то забеспокоился. Он начал дергать головой, выставляя вперед то правый, то левый глаз, как будто пытался приложиться к незримой замочной скважине. Голубь словно чувствовал, что за ним кто-то пристально наблюдает, но никак не мог разобрать кто.
– Голуба, а я тебя вижу, – сказал фотограф и усмехнулся.
Он опустил фотоаппарат, вновь с гордостью посмотрел на объектив и огляделся по сторонам, как бы призывая окружающих в свидетели волшебства. Однако спешащие мимо пешеходы ничем, кроме вскользь брошенных взглядов, это чудо фотографической техники не удостаивали. Одна девушка, правда, улыбнулась, однако ее застенчивая улыбка была адресована скорее самому молодому человеку, чем его фотоаппарату. Как бы то ни было, русоволосый атлет мгновенно оценил ситуацию и скороговоркой обратился к девушке:
– Богиня, давайте я сниму вас. Меня зовут Василий, а вас как зовут!
Он осведомился об имени девицы именно таким, утвердительно-восклицательным тоном. Незнакомка, на ходу оглянувшись, еще раз улыбнулась, однако ни на секунду
