чем-то запрещенным. Среди всего прочего на их лотках можно было заметить бивни и украшения из кости – очевидно, слоновьей.
Изредка из дверей станции выпрыгивали напуганные дрожащие слоны и, панически хлопая себя ушками по голове, пытались проскочить мимо неслонов невредимыми. Но у кого-то из угрюмых, поросших шерстью неслонов, всякий раз получалось или стегнуть слона хлыстом-нагайкой, или, как минимум, крикнуть вослед слонику какую-нибудь гадость. Судя по их ничтожному представительству на большом куске карты города, слоны здесь тщательно истреблялись, либо – как вариант – изначально с неохотой селились в этих краях.
Не приближаясь к метро, Полино-слон пошел по противоположной стороне проспекта. Неслоны, которые двигались ему навстречу, взглядами насильников и подлецов словно приглашали Полино-слона остановиться. Полино-слон не мог себе позволить этого сделать. Ведь этим он очень сильно бы огорчил, а, может быть, и довел бы до неприличной больницы красноштанного слона Владимира.
Интермеццо-4. Слоны на выезде
Ходили со слоником в «Рыбу и рис».
Москва, ресторация, восемь утра.
Кудрявый находчивый бармен Борис
Селедку принес по цене осетра.
1.9. Слон Соня
Однажды слон Соня заблудился.
– Где это я иду? Лучше бы здесь не ходить… Сам себе удрученно шепчу…
Слон Соня переживал справедливо. Юго-западной струей жестковатого приземистого ветра его, такого просторного, вытолкнуло куда-то в конец проспекта маршала Блюхера.
– Нет, ну каких-то маршалов я понимаю, знаю, признаю – ну, Казакова, например, или Жукова… Захарова… А Блюхера – это нет, это мне не надо, оставьте его себе.
Слон Соня смешно и ворчливо бормотал протестные высказывания и удалялся еще глубже в неизвестное.
Слон Соня сам не помнил себя злым, но сейчас, страдая от заниженных температур севернее Невы, хотел всё вокруг отменить и разрушить. Из него в ограниченном количестве стружкой сыпались ругательные пассажи.
Подворачивались колченогие хозяйственные старухи угрожающего вида.
– Всех еще обходить, – вздыхал слон Соня, согревая конец хобота у себя во рту.
– Да уж обойди, развалина! Вымахал, чудовище.
Слон Соня полуприкрыл глазки, всегда доселе готовые к игривости и кокетству, и перешел дорогу, не осмеливаясь ответить злым и несчастным людям.
На морозе у него выпукло проявилась картавость.
«А вот бы осталась она», – подумалось слону. «Так здорово же. Здогово. Я фганцуз, я лучше слон-фганцуз. Гешительно лучше, чем слон на Магшале Блюхеге». Он уже сам себя передразнивал.
Это его развеселило, он радостно расхохотался и непроизвольно затрубил, взмахивая довольным хоботом.
«Эротично, очень эротично звучит. Я и так-то не промах, а с этим манерным, умеренным эффектом…».
Он был прав. Его естественный образ, до этого и так, казалось, не дававший
