что-нибудь. Предположим, штурмовые мосты оказались короче рва…. Или лестниц не хватило….
Хрулёв ещё раз внимательно посмотрел на карту.
– Ваша светлость, но дадите в помощь хотя бы ещё одну дивизию, я возьму город, – попросил он.
– Предположим, возьмёте, – устало произнес князь. Упрямство Хрулёв его начинало раздражать. – Предположим, вам удастся закрепиться в верхней части, положив половину своего корпуса. Дальше что? Подойдёт флот и перемелет вас, а потом высадит десант и добьёт. У вас к тому времени не останется ни патронов, ни выстрелов к орудиям. Дальше – остатки вашего корпуса погонят к Симферополю…. Прикажете для вашего спасения снимать ещё пару дивизий из-под Севастополя?
***
Павлу поступил приказ взять двух унтер-офицеров из шестого сапёрного и ехать к Евпатории. Вместе с ним откомандировали двух прапорщиков из восьмой артиллерийской бригады. Артиллеристам дана задача: на местности обозначить линии под батареи.
Февральский ветер лютовал. Пробирал до самых костей. Павел в Петербурге так не мёрз, как здесь, на берегу южного моря. Снег был твёрдым, с ледяной коркой. Дорога затвердела, но в низинах попадались огромные незамерзающие лужи, а порой – сугробы нанесённые ветром с равнины.
Выехали к небольшой речке. Текла себе спокойно среди равнины. Вода не затянулась льдом. Надо было найти мост. И вдруг Павел увидел множество бугров с покосившимися деревянными крестами. Он с ужасом узнал то самое Альминское поле. Луна освещала заснеженные виноградники. А вон склон, где стояла батарея. Ещё возвышалась насыпь эполемента, за который шёл жестокий бой. Внизу тот самый мост у сгоревшего аула Бурлюк. А вон камень, за которым он прятался. И там же увидел первую смерть поручика Мазина. У Павла на душе стало как-то тоскливо и горько.
Они подъехали к мосту. Он оказался целым. На том берегу остатки домов. Полуразрушенные закопчённые стены, присыпанные снегом. До сих пор стоял запах гари.
– Господа, кажется, дом есть один целый. Может, передохнем? – предложил его товарищ. – Ночь всё же, да ветер проклятущий.
Они остановились у невысокого каменного заборчика. Дом, действительно, не сгорел. Он стоял на самом краю аула. Возможно, его просто не успели поджечь. Даже дверь была целой и ставни на окнах закрыты. Запалили фонарь, вошли в сени, и тут Павел почувствовал до жути знакомый дух смерти.
Его спутник потянулся, чтобы открыть дверь в горницу.
– Не делайте этого! – пытался остановить его Павел. – Давайте выйдем отсюда.
Ему казалось, что за дверью их ждёт что-то жуткое, мерзкое….
– Да что с вами, Кречен? – удивился офицер и толкнул дверь.
Он вошёл первым с фонарём.
– Господи! – прозвучал его голос с какой-то надрывной хрипотцой.
Павел заглянул в горницу. Фонарь слабо освещал небольшую комнатку с белёными стенами. Потолок нависал низко. Кругом на полу лежали останки английских солдат. Почерневшие кости
