показался широкий ров, наполненный мутной водой. Запели пули. Молодые солдаты невольно вжимали головы в плечи.
– Не кланяться, ребята! – строго крикнул князь Урусов. – Стыдно должно быть туркам поклоны класть! Готовь лестницы и фашины!
Сапёры с лестницами и мостками двинулись ко рву. Их огнём прикрывали стрелки. Пушки за спиной и впереди гремели без передыху. Ядра гудели над головой, проносясь то в одну, то в другую сторону.
Вдруг к князю Урусову подскакал адъютант генерала Хрулёва. Переда приказ.
– Как? – гневно воскликнул князь.
Адъютант пожал плечами.
– Это что значит? Генерал Хрулёв так и приказал, лично? – вопрошал громко князь.
– Так точно, ваше превосходительство, – ответил адъютант. – Слово в слово.
– Бедлам какой-то! Разве так можно? – вспыхнул князь. Далее отдал команду: – Отставить атаку! Левое плечо, кругом, марш!
– Ваша светлость! – невольно воскликнул прапорщик Зарубаев. – Куда?
– Не спорить! – раздражённо крикнул князь.
Солдаты не хотели отступать. Один натиск – и они в городе.
– Вертайся ребята, – требовал прапорщик Зубарев. – Слышали приказ? Левое плечо, кругом, марш!
Батальон отступал неохотно. Старики недовольно бурчали. Вслед летели ядра. Чугунные шары скакали, оставляя на заиндевелой земле тёмные штрихи.
– Ваша светлость! – вновь окликнул князя Урусова Зарубаев. – Как же это? Почему отступаем?
– А я почём знаю? – раздражённо ответил тот. Обернулся к артиллеристам. – Вали, всё, что есть! Не зря же сюда гостинцы тащили.
Турки подумали, что русские бежали в панике, и решили контратаковать. Из ворот рысцой вытекла кавалерия. С улюлюканьем, размахивая саблями, конница бросилась в атаку. Артиллерия влепила несколько картечных зарядов в самую гущу. Улюлюканье сразу стихло, и конница быстренько убралась обратно в город. На поле остались лежать тела всадников и лошадей.
Князь Урусов ещё долго стоял на пригорке. В руках обнажённая шашка. Огненный взгляд его был обращён к Евпатории.
– Ваше превосходительство, войска уже отошли, – окликнул его адъютант.
– Какой позор! – в сердцах воскликнул князь и повернул коня.
***
Возвращаясь в Севастополь, Павел дорогой нагнал госпитальный обоз. Пять закрытых фургонов и штук двадцать телег растянулись длинной цепочкой по дороге к Бахчисараю. В крытых фургонах лежали раненые офицеры, в телегах – солдаты. Нагнав последнюю телегу, Павел удивился, узнав знакомую лошадку, а погонщиком сидел дед Михо. В кузове лежали два раненых грека, укрытых рогожей, а один сидел, кутаясь в полушубок, и о чем-то болтал на своём языке с дедом Михо. Этот грек был чем-то схож с дедом Михо: такой же высокий, с худым лицом. Борода седая. Глаза черные. Левая голень у него была перебинтована.
– Здравствуй дед Михо! – поприветствовал его Павел
