тоже просветлели. Это уже не безнадёжный случай. С бронхоэктазией можно бороться.
– Да, да! – продолжал Тагиров. – Пусть вас не беспокоят пятна в ваших лёгких, они скоро исчезнут. С завтрашнего дня начнём лечить вас новейшими антибиотиками.
Профессор повернулся к Магире-ханум и начал диктовать свои назначения. Потом снова склонился над Галиной Петровной, спросил с улыбкой:
– Диляфруз передала вам мёд? Помните, ещё тогда, в партизанском отряде, вы говорили мне, что хотели бы попить чайку с липовым мёдом? Ну вот и пейте на здоровье.
Профессор не позабыл – Магира-ханум ещё вчера докладывала об одной очень капризной и трудной больной. Она лежала в той же палате, где и Галина Петровна. Абузар Гиреевич перешёл к её койке. Как всегда, приветливо поздоровался.
Русоволосой и тонкобровой, с тонкими губами Анисе Чиберкеевой было тридцать лет. Она – финансовый работник. По её словам, она впервые почувствовала приступы болезни в прошлом году. А теперь и разговаривать-то спокойно не может – трясётся, как в лихорадке. Губы у неё плотно сжаты, словно она страшно боится, как бы невольно не сорвалось с языка что-то роковое, непоправимое. А глаза широко открыты, ищущие, беспокойные.
– Ну-ну, возьмите себя в руки, – уже не раз повторил профессор. – Вы хотели меня видеть, не так ли?
Наконец у Чиберкеевой дрогнули губы. Она торопливо заговорила, глотая слова. Однако понять её было трудно. Она путала, коверкала, повторяя услышанные от кого-то или бегло прочитанные в каких-то брошюрах «модные» слова. По мнению Анисы, причина её странной болезни – бурный, стремительно бегущий двадцатый век. Мать её дожила до восьмидесяти, бабушка умерла после девяноста, а вот Аниса уже в тридцать лет чувствует себя обречённой…
– Если захотите, вы можете прожить не меньше ваших почтенных родичей, – серьёзно проговорил профессор.
– Господи, ещё бы не хотеть! – воскликнула Чиберкеева.
– Тогда поговорим откровенно, Аниса. Хотеть можно по-разному. Вы дали полную возможность разыграться своим нервам. А их надо держать вот так! – профессор сжал кулак и тряхнул головой. – Нервы – глупцы, отдаваться их воле опасно. Бодрое, весёлое настроение, любимый труд надёжней самой крепкой брони предохраняют человека от всяких болезней. А подавленное настроение губит человека.
– Нет, нервное расстройство зависит не от самого человека, а от эпохи. Я знаю, я же не какая-нибудь тёмная женщина!.. – возбуждённо и упрямо повторяла больная.
– Наше время, конечно, отличается от времени наших прадедов. Нервная нагрузка современного человека несравнимо больше, чем у людей прошлых веков. Мы в течение одной недели, даже одного часа порой видим, слышим и вынуждены запоминать столько, сколько предкам нашим хватило бы на всю жизнь. Но эта нагрузка не так уж вредит нам, Аниса. Ведь наш организм сам собой приспосабливается к новой среде. А вот если бы перенести в современную эпоху наших прабабушек и прадедушек,
