теперь гнуть линию до конца. А надо бы мягче, осторожнее действовать. Ну хотя бы потакать этой её прихоти с этюдами. Хвалить бы почаще: «У тебя талант, Гаухар». Смотришь, увлеклась бы рисованием и забыла о школе. А там, глядишь, и талант улетучился бы. Куда ей деваться? Вот и захлопнулась бы ловушка за птичкой.
Странно – почему удачные мысли почти всегда приходят с запозданием? Вот теперь изворачивайся, до конца разыгрывай ревнивца. А сам связался с этой крашеной блондинкой, с Фаягуль. Словно чёрт за полу тянул. «Не надо было так глубоко залезать. Да ведь мы все не ангелы небесные, – вздыхает Джагфар. – Почему бы не порезвиться настоящему мужчине? Даже некоторые профессора, старички – и то, не держат себя в узде. А своя-то жена никуда не уйдёт от тебя. Не надо только быть дураком…» Но, выходит, он всё же свалял дурака.
Все эти дни Джагфар настороженно следил за женой: как она поведёт себя? Да и самому пришлось держаться построже. Перестал ходить к Дидаровым. Пить бросил совсем. Последнее было не трудно для него, он никогда по-настоящему не дружил с «зелёным змием». Да и с Фаягуль реже стал встречаться.
Порой ему казалось, что время всё же работает на него. Гаухар вроде бы начинает сдаваться. Ведь Джагфару, по существу, только этого и надо. Солидный хозяин не может обходиться без прислуги в доме или без послушной жены. Если бы Гаухар умела быть послушной, она жила бы у него как в раю.
Ну, а что Гаухар?.. Внешне она вроде бы стала несколько спокойнее и не переставала проявлять к мужу некоторую внимательность. В обеденное время иногда говорит ему: «Ты, наверно, проголодался? Сейчас соберу на стол». А вечером: «Я вскипятила чай. Если хочешь, давай попьём вместе».
Но появилось у неё и нечто новое, непонятное Джагфару. Она теперь не плачет и не упрекает. Когда бы ни ушёл и во сколько бы ни вернулся муж, не интересуется, где был, что делал. Если же сама запоздает, непременно объяснит: «Сегодня была на консультации, потому и задержалась». Или: «Сдавала экзамен. Трудновато было, но справилась». Джагфар бурчал в ответ что-нибудь небрежное, а то и обидное. Гаухар делала вид, что не слышит. Но с каждым днём она всё больше как-то уходит в себя: целыми днями занимается, никто не навещает её, и сама ни у кого не бывает. Её времяпрепровождение Джагфар знал вплоть до мелочей. И всё же Джагфара тревожило вот это её спокойствие, граничащее с равнодушием к нему. Что это могло значить?..
Между тем Гаухар дважды заходила к Галимджану-абы и Рахиме-апа. Галимджан ещё раз, уже в подробностях, рассказал ей всё, что было в парткоме. В общем-то ничего нового не прибавил. В заключение спросил:
– Как думаешь, не поговорить ли мне с ректором института? Возможно, он повлияет на Джагфара.
Гаухар задумалась, потом отрицательно покачала головой.
– Что может поделать ректор? – И горько усмехнулась: – Джагфар сам себе ректор.
После этого разговора складки в уголках губ Гаухар стали глубже, а взгляд её чаще останавливался на какой-то невидимой для других точке.
Иногда,
