Кстати, навыки рисования потом сильно помогли ему в армии. Почти весь срок службы после учебки он просидел в клубе, тиражируя портреты бородатых вождей мирового пролетариата и гладковыбритые физиономии руководителей партии и правительства для всей гвардейской мотострелковой дивизии. А ещё – портрет славного римского полководца и императора Юлия Цезаря для комнаты отдыха в кабинете комдива товарища полковника Недыбайло Остапа Нестеровича. И ещё для товарища замполита полка товарища майора Низаметдинова портрет поэта Омара Хайяма. Но это под большим секретом и лично товарищу замполиту домой.
Однажды Сережа заболел тяжелейшей ангиной с осложнением, и даже попал в больницу, и проболел долго. А когда появился в школе, узнал от друга Валька, что Римма Ивановна из школы ушла. – Совсем. Потому что у неё мать умерла, и – ура-ура! – уехала Композиция куда-то из города.
У Риммы Ивановны было любимое словечко: композиция, ставшее прозвищем. Он отправился к её, красного кирпича, пятиэтажке. Постоял около дома, посмотрел на окна с чужими уже занавесками. Поднялся на площадку, потоптался у двери квартиры. За дверью было тихо. Он повернулся и побрёл домой, похрустывая ботинками по легкому льду весенних проталин, прихваченных ночным морозцем.
2
Когда он вышел из ванной комнаты, где добрые полчаса стоял под обжигающим душем, после неожиданной для обоих, ошеломительной, неистовой близости с женой, увидел: на кухне за столом сидит немолодой уже мужчина в какой-то анекдотически пестрой рубахе, которая вся-вся разрисована меленькими попугайчиками. Жена сидела напротив, словно бы вдавившись в серебряный бок холодильник, стоявший у неё за спиной:
– Это к нам… к тебе…
– Богодухов, – представился, привставая человек, и выставил перед собой удостоверение с фотографией, на которой он был снят в форме. – Игнат Пантелеймонович. Следователь прокуратуры по особо важным делам. Решил к вам по горячим следам.
Тут только Сергей Константинович сообразил, что, собственно, не одет совсем, только махровое полотенце вокруг бёдер:
– Вы извините, я из-под душа, сейчас оденусь.
– Ничего, ничего, – замахал руками Богодухов, – Я и сам с дачи, как был, так и приехал. Одевайтесь, а я тут с Ксенией Валерьевной побалакаю.
– Ты бы чаю… товарищу…
– Не откажусь, не откажусь. От чая отказываться не по-русски!
Сергей Константинович пошёл в спальню, достал из комода трусы, снял с вешалки полотняные летние брюки и надел майку, на которой было написано: «ANAPA FOREVER». Потом подумал и решил, что такая надпись неуместна. Снял майку, надел тенниску, заодно пригладив мокрые волосы массажной щёткой жены, и вернулся на кухню.
– Да я понимаю, понимаю, понимаю, понимаю, – тенорочком выпевал Игнат Пантелеймонович, – как не понять? Мы же не звери. Все думают, что если в погонах, то и зверь. Мы, как чайник. Вы кнопочку
