улицах зажглись газовые и электрические фонари. Мы видели веселую рекламу мясного экстракта «Боврил», на которой мигали разноцветные лампочки.
Войдя в редакцию «Дейли рекордер», мы попросили разрешения встретиться с редактором. Офис редакции был большим и очень светлым, отделанным медью и красным деревом, в нем горели электрические лампы. Нам сказали, что редактора сейчас здесь нет, он в другом офисе.
Что ж, мы снова пошли по грязной улице и попали в очень скучное место. Там в застеклённой кабинке, похожей на музейную витрину, сидел человек, который велел нам написать, как нас зовут и по какому мы делу. Освальд написал: «ОСВАЛЬД БЭСТЕЙБЛ И НОЭЛЬ БЭСТЕЙБЛ ПО КРАЙНЕ ЛИЧНОМУ ДЕЛУ».
Потом мы ждали на каменной лестнице, где было очень холодно. А человек в застеклённой кабинке смотрел на нас так, как будто мы походили на музейные экспонаты, а не он. В конце концов к нам спустился мальчик и сказал:
– Редактор не может вас принять. Пожалуйста, напишите, по какому вы делу.
И рассмеялся.
Мне захотелось дать ему подзатыльник. Но Ноэль сказал:
– Я напишу, если ты дашь мне перо, чернила, бумагу и конверт.
Мальчик ответил, что лучше бы послать письмо по почте. Но Ноэль ужасно упрямый, это его самый большой недостаток. Он заявил:
– Нет, я напишу сейчас!
Я поддержал его, сказав:
– Посмотри, как подорожали марки после забастовки угольщиков!
Мальчик ухмыльнулся, а человек, сидящий в стеклянном ящике, дал нам ручку и бумагу.
Ноэль начал писать. Освальд пишет лучше, но Ноэль хотел всё сделать сам. На это ушло очень много времени и письмо получилось все в кляксах.
«Дорогой мистер редактор, я хочу, чтобы вы напечатали мои стихи и заплатили за них. Я друг миссис Лесли, она тоже поэтесса.
Ваш преданный друг,
Ноэль хорошенько облизнул и запечатал конверт, чтобы мальчик не прочитал письмо, когда понесет его наверх, потом надписал «Очень личное» и отдал. Я подумал, что толку от этого не будет, но через минуту ухмыляющийся мальчик вернулся. Он больше не ухмылялся, он стал ужасно вежливым.
– Редактор просит вас подняться к нему, – сказал он.
Мы начали подниматься. В здании было много лестниц и коридоров, странно пахло и раздавался непонятный звук, похожий на жужжание. Мальчик, ставший очень вежливым, объяснил, что пахнет чернилами, а шумят печатные станки.
Миновав множество холодных коридоров, мы подошли к двери, мальчик открыл ее и впустил нас. Мы очутились в большой комнате с большим мягким красно-голубым ковром и ревущим камином, хотя стоял только октябрь. За большим столом с выдвижными ящиками, заваленными бумагами (точно такой же стол есть в кабинете отца) сидел джентльмен со светлыми усами и светлыми глазами. Он выглядел очень молодым для редактора – намного младше нашего отца. У редактора был такой усталый и сонный вид, как будто он встал спозаранку, но вел он себя крайне любезно и понравился нам.
