мужа к женщине постарше разбилось в пух и прах, когда я увидела объект. Я вспомнила, Григорьев говорил, что Алексей предпочитает худеньких и черненьких, – ну, вот она, худенькая и черненькая. Когда пришел муж с работы, я тут же накинулась на него.
– Тебе совершенно случайно досталась красивая женщина, как я, если тебе она столько лет нравилась.
Карточку я тем не менее не осмелилась порвать, но сказала:
– Пусть только эта фотография еще раз мне на глаза попадется, больше ты ее не увидишь.
И с той поры уже тридцать лет не вижу.
Случай этот открыл мне глаза на себя – я была женщиной, которая не сможет простить измену мужу, во всяком случае измену, когда объект мне известен. После этого для меня лечь в постель с мужем то же самое, что надеть чужие грязные трусы, брезгливость меня задушит, и ни о каких чувствах и речи уже не будет. А мораль тут не при чем.
В следующие выходные муж задумчиво сказал мне:
– Надо бы мне съездить к Мельбарду, узнать, что с ним. Уже почти десять дней нет его на работе.
– Заболел?
– Думаю, что его болезнь – запой. Надо проведать.
– А что Наташка? (жена), она ведь только родила.
– Наташка ушла к матери, поссорились они, и она ничего о нем не знает.
Володька вызывал мое большое восхищение огромным запасом сил и энергии, которого не было в Алешке. Из всех знакомых мужчин я только у отца встречала такой избыток энергии, ощущение постоянно сжатой пружины, и теперь мне было страшно, что всю свою энергию этот неординарный человек пустил на уничтожение самого себя – впал в запой.
Мы поехали к Мельбарду вдвоем, скучно мне было сидеть в мужской общаге без дела, без общения.
И вот вошли к нему в знакомую комнату.
Много-много лет после этого дня, увиденное там мною служило эталоном беспорядка, мерилом опускания, заброшенности человека, наплевательского отношения к окружающему миру.
– У нас как у Мельбарда во время запоя, – говорила я, когда мы долго не убирали в квартире.
Или детям:
– Опять бардак как у Мельбарда во время запоя.
Сейчас мне уже трудно вспомнить обескураживший нас беспорядок в комнате, но в течение 10 дней человек там жил, спал, ел, пил, не мыл посуду, не убирал постель, не выбрасывал пустые бутылки и даже не складывал их в угол, не вытряхивал пепел, раскидывал окурки и объедки, в общем 10 квадратных метров полного и невообразимого хаоса, и сам пьяный, слабый, взъерошенный, но с утра еще соображающий Мельбард.
Мы мялись у порога, несмотря на настойчивые приглашения хозяина. Алешка сказал Володьке, что нужно выходить на работу, пора кончать с запоем, Алешин (завлаб) передает, нужно срочно тему сдавать. Мельбард пообещал к понедельнику оклематься и снова попросил заходить и садиться.
– Да куда же тут сесть? – с тоской спросила я, не зная, как поступить,
