Ее круглое лицо с пухлыми губками все время кривилось, тонкий носик морщился, на лоб ниспадали светлые пряди. Она сказала:
– Какой тебе в этом прок, Иосиф? Думаешь, лучше писать станешь?
– Думаю, что да, – сказал поэт и улыбнулся. – По крайней мере у меня будет опыт.
– У меня такой опыт уже третий месяц…
– Зато у меня намечается забастовка, а это прекраснейший сюжет для истории.
Джута неожиданно улыбнулась.
– Ладно. Предлагаю тебе, Яффе, пари: ты поучаствуешь в забастовке и напишешь статью от первого лица, не более трех страниц. Мы не принимаем большие объемы. Ты должен уместить все события забастовки и описать с субъективной точки зрения – и тогда я твою статью опубликую на стенде, а ты можешь сотрудничать со мной. Согласен?
Она протянула ладонь. Иосиф без колебаний пожал ее.
– Да, согласен.
На следующий день по приходе после института на работу новичку выдали комбинезон – старенький, застиранный, с дырками. Иосиф поморщился и кое-как напялил на себя униформу, на ощупь напоминающую то ли жесткую бумагу, то ли засохшую тряпку. Как только поэт вошел в цех, сразу встретил Йозефа. Он поманил его к себе и указал на мешки со словами:
– Короче, те мешки в блок «А», где шитье, а вот эти – в блок «Г», там мусоросжигательная печь. Ну, работай!
Ренау похлопал его по плечу и ушел.
Первые десять мешков Иосиф оттащил в блок «А». Шесть из них оказались не такими уж и тяжелыми, наполненные подстилкой и пухом, а вот остальные четыре, набитые тканью, вымотали. Мешки для блока «Г», в которых оказалась гнилая древесина, сломанные пружины и погнутые металлические прутья, совсем измотали его. До поэта теперь дошло то самое предупреждение Йозефа. Далее последовали коробки с металлическими пластинами и другими материалами. Комбинезон слипся от пота и потемнел, мышцы под конец дня болели при малейшем движении, но Иосиф не жаловался – он знал, на что шел. «Ничего, – думал поэт, – зато буду сильнее и выносливее». Вдруг он уронил на ногу коробку и вспомнил все ругательства, которые не описывали даже самые темные классики.
…Домой Иосиф возвращался вместе с Йозефом, тот расспрашивал о первых впечатлениях. Поэт лишь отмахнулся, направился в душ и, так и не дойдя до комнаты, завалился на диван, сразу погрузившись в глубокий сон.
На следующий день все так же. На этот раз было тяжелее, чем вчера, ибо кости ломило от каждого движения. Ближе к обеду к Иосифу подошел Йозеф со словами:
– Сейчас начнется.
Поэт поморщился, поставил коробку на пол.
– Что? Забастовка?
– Да пошли же.
Подходя к блоку «А», Иосиф все отчетливее различал между стуками и шипением раскаленного металла возгласы и грохот. Толпа в двадцать пять человек собралась около кабинета директора и боролась с пятью охранниками. Чуть поодаль стоял на мешках Фундук, весь потрепанный и грязный, с палкой в руках, на которой прикреплена дощечка со
