хлебом не корми – дай потрепаться неважно о чем. Полное прозвище его было Я Вам Клянусь, поскольку в первый день он правда клялся всем раз этак двадцать. А сейчас продолжал оправдываться – с воодушевлением. Они всё делали с воодушевлением. – В смысле, это она в нас кинула своим огнем. Нам-то зачем?
– Ага. Еще бы вы в нее ответно кинули. Какого хрена вы вообще ребенка дразните?
– Да ну а что этот ребенок бешеный такой!
– Она ведется, вот и дразним, весело же.
– Ну блин! Мы не хотели.
– А чё, а ей помочь-то можно как-нибудь?
И как раз когда Рысь хотел сказать: «Уйдите с глаз моих», с кровати раздалось:
– Я вообще-то вас слышу сейчас тоже.
Рысь поглядел на новенькую. Снова на ребят. Серьезно никто ничего не понимает? Откуда-то вдруг потянуло дымом, и Рысь не сразу понял, что это тлеет письмо мастера, которое он смял в руке и не заметил. Ну чего, пускай. Зато вон парни косятся с опаской.
– Еще раз, – проговорил спокойно, пока бумага медленно скукоживалась, – еще раз я увижу краем глаза, что вы к ней лезете или еще к кому-то, кто ведется, будете вместо них лежать в два раза дольше. Это понятно?
– Да кто знал, что она ведется!
– Теперь знаете.
Он подождал еще возражений – не дождался и полез под кровать. Там хранились книги – все потрепанные, старые, не те, что приносил нынешний мастер раз в неделю, а те, что отдал в только что созданный Приют его отец – что-то забрал из городской библиотеки, что-то из личной, и Рысь за эти годы перечитал их все. Он погладил обложки, вспоминая «Сказание о городе утраченном и мастере его, все потерявшем», «Искусство кружева» (эта вообще про постель), «Белые башни, хрустальные окна» (это про город в центре леса, где нет мастера, самый большой во всем краю и самый главный), «Правдивые приключения разносчика писем».
Новенькая молчала, не сводила с Рыси глаз. Он тоже молча сунул ей «Сказание…» и обернулся к приумолкшей троице:
– А вы что?..
Артур заржал и первым сцапал «Искусство кружева» – то ли кто-то ему уже рассказывал, то ли название рассмешило – фиг поймешь. Феликс, маленький, юркий и вечно всех раздражающий, схватил «Башни» и к себе прижал. Я Вам Клянусь, с которым, так сложилось, Рысь общался чаще и больше остальных, сказал одними губами: «Предатель» – и скорбно взял «Правдивые приключения…»
– Я тебе этого не прощу, – пообещал, – дня три.
– Да хоть неделю, – сказал Рысь. – Валите уже. Через неделю спрошу, я-то все читал.
– Серьезно все?
– И перечитывал даже.
Приют, наверное, единственное в мире место, где чтение книг было чем-то вроде доблести. Сила мешает сосредотачиваться, рыжая уж точно. Рысь еще помнил, как тащил себя сквозь тексты, кусал кулак и хотел взвыть. Парни ушли, оглядываясь на него с опасливым уважением. Вот и славненько.
Он в рассеянности отхлебнул
