Поэтому после достижения совершеннолетия добро пожаловать на обучение в Академию всеобщей магии!
ЧТО-О?!
СВЕТЛЫЙ?!
Я?!
Кажется, в этот момент выдержка мне все-таки изменила. Не в силах поверить в этот бред и страстно надеясь, что это – просто дурной сон, я поднял на графиню шальной взгляд и едва слышно прошептал:
– А вы не ошиблись, миледи?
– Никакой ошибки нет, – поощрительно улыбнулась госпожа де Ривье, по-своему расценив потрясенное выражение моего лица. – Вы действительно светлый маг.
Святые умертвия… такого позора со мной еще не случалось! Этого просто не может быть! Дар не меняется с одного на другой по чьей-то прихоти! Весь мой род… все предки – потомственные мэтры! Скажите, ну КАК в этом теле мог оказаться светлый дар, если на нем стоит печать некроманта?!
– Мои поздравления, барон, – скупо сказал граф Экхимос, нарушив воцарившееся неловкое молчание. – Надеюсь, теперь ваши трудности благополучно разрешатся.
– Да, конечно, – непослушными губами вымолвил я и буквально рухнул в кресло. А затем впервые задумался над тем, что, оказывается, даже сейчас плохо представляю, что же это такое – проклятие умирающего некроманта…
Глава 3
Паника – состояние, неприемлемое для мэтра. Тот, кто подвержен страху, не способен увидеть выход из западни.
Леди де Ривье, оставив подпись в привезенных бумагах, вскоре покинула замок, сославшись на срочные дела. Следом за ней, предварительно наложив на мой дар ограничивающее заклятие, ушел мастер Лиурой. Граф Экхимос взял на себя обязанность провести королевских надзирающих по первому этажу замка, чтобы показать объем предстоящих работ. Потом поднялся вместе с ним на наружную стену, что-то рассказывая и тыкая пальцем в сторону виднеющихся вдалеке деревень. Но через пару часов вернулся в холл, подписал какие-то бумаги и, проводив шумно отдувающихся толстяков к телепортационной арке, витиевато со мной попрощался. Напоследок заявив, что господин Бодирэ переселится в замок уже завтра, так что мне следует позаботиться о его размещении.
Я отстраненно кивнул, проводил его сиятельство к телепорту и в задумчивости присел на краешек тумбы.
Интересно, могло ли случиться так, что в моем теле оказался не темный, а светлый дар? Вряд ли барон посмел бы бросить сына на алтарь, если бы знал, что он – одаренный. Получается, дар открылся лишь на пороге смерти? Как раз в тот недобрый момент, когда Нич проводил над ним ритуал перемещения душ?
Ладно, допустим. Но я же наложил на тело личную печать, которая должна была вобрать в себя некоторую часть моих прежних сил и, следовательно, остановить развитие светлого дара на прежнем уровне или даже задавить его в зародыше.
Получается, печать не сработала? Но почему тогда откликнулось зеркало? Почему меня узнала Лишия? По какой причине начало спадать
