не ответил. Красивая. Охра смотрела на него выпытывающее, будто хотела поглотить лицо и выклевать глаза. От её наивного испуга захотелось выстрелить в пернатую грудь. И в туалет. Писать очень хотелось. Летчик подошел к птице, развернул за плечо и поцеловал в губы, сильно, страстно, как солдат, вернувшийся после войны в родной город. Она обмякла пожухлой травинкой под тоннами первоморозного снега. Охра повисела на руках Гриши, но не смогла справиться со смутным сомнением и отстранилась. Она чувствовала жар человеческой кожи, чувствовала, как под гладкой кожей пульсируют вены и хрустят молодые кости. Летчик накричал на неё, но был высок и красив. Воздух пьянил.
– Тебе неприятно?, – он пытался поймать её серебристый взгляд, – Обычно от меня ждут поцелуя. Я привык, что женщины сами хотят…
– Нет, просто…, – голос Охры дрожал.
– Ты научишь меня летать?, – он перебил её.
– Разве тебе не дадут скоро крылья?
– Да, но я пока мог бы поучиться у тебя. На будущее. На всякий случай. То есть когда у меня будут крылья, я буду уже уметь, это же лучше, да?, – он с надеждой смотрел на хрупкую птицу. А она думала о поцелуе и кусала губы.
– Знаешь, у людей странный вкус, – наконец ответила Охра, – Птицы пахнут сеном и зернами, ветром и небом, а ты похож на бездонное, темное, глубокое, как сам ад, соленое море. Оно настолько соленое, что если в него опустить хоть палец, можно высохнуть до конца. И тогда совсем ничего не останется, только оболочка. Внутри будет пусто. Я видела такое море когда-то давным-давно, но страну не помню. И жизнь моя была совсем другой. До тебя.
– Я хочу на юг, – устало сменил тему летчик. Он не понимал птицу, но совершенно точно представлял себя с ней.
– Да, да, на юг… Совсем скоро павлин будет собирать птиц. Я не могу тебя научить летать, но я могу взять тебя с собой на Великое древо.
– Куда?, – в его глазах теплилась надежда.
– Ирий. Райский мир. Arbor mundi. Великое древо, на котором живут птицы.
– Я готов на все, что угодно, ради этого.
– Правда?, – Охра была в таком восторге, что лётчик скривился. Что она у него попросит? Точно то, что он не сможет дать ей.
– Научи птиц пахать, – блаженным стало её лицо. Она пахла фиалкой и сновидениями, опиумом и английским туманом, она была бесстрашна и безумна. "Ох-ра!", – пели густозвонко небеса.
– ЧТО?!, – летчик в ужасе отпрянул, а потом захохотал на всю улицу. Из окна высунулась старая бабка и вылила на него таз воды, а летчик все хохотал. Охра уперлась крыльями в бок. Она смотрела человеку в глаза, не мигая.
– Пахать? Да ты свои лапки видела? Эти нежные коготочки? Крылышки? Чем ты собираешься это делать? Вам что, мало зерна в кормушках?
– Вы построили целую цивилизацию на ручном труде. Чем мы хуже?
– Ты, верно, шутишь, – летчик почесал затылок, – Вам ничего не нужно для жизни, только летай себе да ешь. Ну и пой, правда, у вас это дело только по весне…
– Какое дело?, – удивленно переспросила Охра. Летчик взглянул на неё и пробормотал: "Неважно".
– А твои
