style="font-size:15px;"> И наконец, на верхних ступенях выхода из метро показались наша парочка. Мы шли, нежно обнявшись, поддерживая друг друга.
Я смутно припоминаю, что в тот момент все силы моей окосевшей души были направлены на то, чтобы справиться с неодолимой преградой в виде лестницы, возникшей на нашем пути. Одна из нас делала шаг на ступеньку вниз, перетаскивала другую, потом мы медленно покачиваясь, шли вдоль ступеньки, как по краю обрыва, выискивая, где удобнее спустится еще на ступеньку ниже.
Когда одной из нас казалось, что она нашла это единственное счастливое место, то напряженно тянула ногу вниз, выискивала поверхность ступени и осторожно на ней укреплялась. Потом помогала сойти подруге, и возобновлялись поиски удобного спуска пониже.
Народ спешил из метро густой толпой, нас толкали, обгоняя, что создавало дополнительный эффект случайного блуждания.
В первые минуты Тимофей и Сашка растерялись, не понимая, в чем дело, потом ринулись нам навстречу и помогли сойти вниз.
Очевидно было, что в таком состоянии идти в театр не имело смысла. Но понимали это только трезвые кавалеры, нам же с Виолкой, после того, как мы, вместо того, чтобы спокойно лечь спать дома, проделали такой путь, отказаться от театра казалось невозможным.
Мы зашли в фойе, разделись, но в зал нас не пустили, нужно было ждать конца первого акта. Мы начали умолять женщину из обслуживающего персонала пропустить нас в зал. Женщина стояла, как гранитный утес, и тут я заплакала, и сказала:
– Ну не лишайте нас, пожалуйста, этого удовольствия. Пустите нас в зал. Ну, хотите, я перед вами на колени встану?
И не успел Гуров меня удержать, как я, рыдая, упала перед билетершей на колени.
Театр всегда рядом. Жалко только, что в нашем спектакле, где я играла главную роль, зрителей было маловато.
Гуров, только сейчас осознав, до какой степени мы пьяны, и что с мечтой посмотреть спектакль придется расстаться, подхватил меня с колен, извинился перед билетершей и потащил упирающуюся в гардероб. Сашка увел Виолу, которая шла за ним покорно, не протестуя. Я же рыдала, отбивалась от Гурова и мечтала проникнуть в зал.
Ребята привезли нас в общагу, уложили спать, а сами позвали третьего, и расписали пульку. Около двенадцати взяли такси, и доставили нас по домам.
Родители мои мирно спали, думая, что дочь в театре, а утром укатили на дачу.
Я проснулась с ужасной головной болью и отвращением к жизни. Блуждая по квартире, я вышла на кухню. Взяла яблоко, погрызла его от тошноты, не помогло.
Я открыла мусорное ведро и увидела там бутылку из-под букета Молдавии. Рефлекс был такой быстрый, что я еле-еле добежала до унитаза. После рвоты полегчало.
Я взяла мусорное ведро и выкинула его содержимое в мусоропровод. Избавилась от проклятой бутылки, радуясь, что родители ее не заметили. Подремав на диване, я собралась с силами и позвонила Виолке. Человек, снявший
