волос к волоску с тоненькой косичкой на границе шеи, увенчанной бусинкой. Чрез мочку уха проходил шуруп, а запястья обвивали кожаные наручи. Печальный взор, больше присущей уставшему от мирских сует поэту или разжиревшему домашнему коту, понявшему бессмысленность поиска смысла жизни в еде, но не имеющему силы отказаться от оной, выдавал натуру лютниста – романтика, нуждающегося в изобилии женского внимания. Вихрастый Мусти, в довесок к взгляду, также оказался обладателем бархатного голоса, вмиг утратившего радостные нотки, когда он осведомился у Натали об обещанной зарплате и возможности её скорого получения. Перспектива оказалось не столь скоро ожидаемой, поэтому ещё более печально простившись с нами, как будто бы навеки, он отошёл в сторонку попереживать и всгрустнуть. Я обеспокоился, как бы эти финансовые новости не принудили его задуматься о бренности влачения земного существования. Не обратили бы его взор в сторону бескрайнего морского простора и не направили мысли в русло об исследовании шлейфа морского дна в поисках входа в мир усопших. Но Ур, видимо, также своевременно оценил ситуацию и поспешил вывести из депрессии своего работника живительной силой беседы и силой рук, умело встряхивающих плечи подопечного.
Апофеозом знакомства стал мистер Боб. Я сразу не мог сказать, кого он мне напоминает больше, хромого ворона, въедливую цаплю, не самого удачного двойника Чарли Чаплина или хитрого визиря из персидских сказок. Он, скрывшись в тени, подобно серому кардиналу, давно наблюдал за нами оценивающим пронзительным взглядом из-под низко, до самых чёрных глаз, затянутой по-пиратски чёрной банданы. Кого он видел? Конкурентов на пути карьерной лестницы? Мух, вторгшихся в паутину дворцово-отельных интриг? Разводчиков чау-чау, ищущих новый рынок для сбыта просроченных собачьих консервов? Или же новых друзей? Кто знает? Такой взгляд мог скрывать какие угодно мысли, даже самые безумные, вплоть до ограбления киоска «союзпечать». Небрежно и по возможности чинно, то шаркая правой ногой то волоча её за собой, он подошёл к нам с Джаном.
– Боб! – представился он по-царски, протягивая руку ладонью вниз, словно для лобызания, смело ожидая, что от одного этого слова должны подкоситься колени и пересохнуть в волнении горло. Его худое лицо немного исказилось, крючковатый нос хищно загнулся, кинжальный взор сверх обострился, когда я пожал ему руку. Мне показалось или между нами в этот момент действительно промелькнула чёрная кошка. Растирая ладонь пожатой руки, он что-то прошипел на своём наречии. Наверное, я переборщил с интенсивностью пожатия. Впрочем, судя по его жилистой и близкой к анорексии фигуре, ему хватило бы даже половины дозы ладонного приветствия. Не переставая метать в мою сторону гневные взоры, он решил воздержаться от нового рукопожатия с Джаном и кивком поприветствовал того. Услышав от толстячка с лицом буддиста, что он шеф, Боб почему-то растерялся, растеряв пафос визиря и побледнел
