нужд, а потом забыл, и так они и остались в кармане. «Возьми парень». – тут же протянул я ему спички. Он обернулся. Кажется, теперь он заметил меня. Молча взял и прикурил. И тут до меня дошло, что курить в трамвае нельзя. Видимо, во мне, прежде всего, сыграл инстинкт помочь кому-нибудь, а уж потом включились мысли. «Да, ладно». – думаю я. Сам же предложил спички, теперь-то чего. А он, этот парень молодой, прикурил и стал возвращать спички. Я протянул ему руку ладонью верх. Но спичек там не оказалось. Не дойдя нескольких сантиметров до пункта назначения, то есть до моей ладони, спички упали на пол. Не надо было объяснять, не надо было, потому что я понял сразу. Передо мной происходила демонстрация наглости, но самой подлой наглости. Парень вместо благодарности уронил спички перед моей ладонью преднамеренно. И вот эта подлая наглость, вот эта гнилуха души продолжали свой торжественный танец. «Подними». —говорит он мне властно, очень властно. Говорит громко, что пассажиры на задних сидениях оглянулись. И до них тоже дошёл весь смысл вот этого действия. Может быть, парню этого и надо было. Устроить вот такой спектакль, где он главный герой. Ох, скудость, скудость ума. Куриные мозги…
Трамвай качнуло на повороте. Он замолчал весь в приливе воспоминаний. А мысли мои продолжали свой танец воображения. Память вновь оживила ту картину, когда он на вытянутой руке держал двухпудовку и при этом рука его не дрожала. Я видел вновь, как монета сгибается под его пальцами. Да, я живо представлял продолжение. И всё же я был в нетерпеливом ожидании рассказа того события, совсем неординарного события. И продолжение не замедлило себя ждать:
– Пассажиры на задних сидениях оглянулись. Они втягивались в роль зрителей. А этот молодой, высокий, статный парень, игравший в данный момент главную партию, мне отводил роль такого простачка, которого он утопит сейчас в самой грязной, вонючей луже. О-о, он был верхом на коне, на самой вершине. И загнала его туда собственная, наивная глупость и отсутствие опыта жизни. А он, этот опыт жизни ох как бывает нужен человеку.
– Я понимаю. А дальше что? – несомненно, согласившись с ним, я был весь в ожидании.
– Мельком я успел заметить, что у пассажиров начинают появляться нотки сочувствия ко мне. Но вмешиваться никто из них не собирался. Да и зачем.
Сойдут на своей остановке, и забудется этот мимолётный эпизод. Я же тем временем аккуратно пальцами прихватил его пиджак, лацкан пиджака и так же аккуратно придвинул его самодовольное лицо поближе. Он же сначала ничего не успел понять, осмыслить, а чуть позже он удивился и уже подумывал, что предпринять. Индюк думал, думал, да в суп попал. Я смотрел. Глаза в глаза. А затем я тихо сказал: «Выходим на первой остановке. Я найду место без свидетелей. Я оставлю тебя без глаз». Я говорил тихо, тихо. Пассажиры не слышали, он слышал. До его куриных мозгов дошло, сразу дошло то, что я сказал. Главный энергетический посыл, что исходил от моих глаз, а точнее от моего мозга через глаза, нёс информацию неотвратимости моего замысла.
