лень, или делать нечего, как бывает сейчас.
Последний раз в урочище он был года три или четыре назад, капкан ставил. Невдалеке тревожно залаяла лисица – предупредила, наверное, или пугнуть решила.
– Кто сказал, что старикам туда ходить нельзя? Никто не сказал. Лисица, как баба худая, её один раз из десяти надо слушать.
Конечно, восемь лет назад он перемахнул бы этот путь всего одним глотком воды, а сегодня… уже четыре раза садился на корточки и отдыхал, но… не очень долго.
Степь до гряды была настоящая, ковыльная, он и раньше любил подолгу сидеть и смотреть поверх богатого серебристого покрывала и любоваться, как седые волны перекатываются на ветру без конца и без края. Он слышал от людей, что степь, как море, может быть, но. о… его степь намного красивее, хоть никогда моря не видел. А что там такого – вода как вода, только очень много. Еще говорят, соленая, ну и что, вон… напротив, озеро Соленое, можно сказать – тоже море! Он также слышал, что все моряки в мире мечтают быть похороненными в море. Глупо всё это – в море утопить могут, а земля новому ростку силу даст. Шиктыбай давно знает, что только здесь он встретит свой последний час и сделает последний глубокий вдох, лёжа на шелковом ковыле под кустом пахучей полыни. Могила его будет в этой прекрасной родной степи. А для него это самая большая, самая заслуженная награда за честно прожитую жизнь: перед Богом, степью, людьми и Айшой. Нет, не так… Айшу он всегда впереди людей ставил, она всегда была ему ближе… она, может быть, даже впереди степи.
Идти оставалось совсем немного, полтора полёта стрелы до первых зарослей ракитника, когда он увидел со стороны гряды, невысоко в небе, тот самый «люменевый таз». Летел он над землей без звука, только временами странно дергался, вверх-вниз, как будто высматривал, или искал что-то в густой траве. Шиктыбай пошел ещё быстрее, чтобы успеть спрятаться в кустах. Таз висел совсем рядом, казалось, руку протяни, а до кустов оставалось еще шагов пять, но… идти стало почему-то очень трудно. И ноги сильные, и грудь дышит, а воздух отталкивал назад. Он лег и ящеркой дополз до кустов. Таз был почти рядом, стрела из лука легко бы долетела, из него в землю воткнулся толстый столб света и в нем показались какие-то тени, они спускались вниз. Другой луч из круглого окошка, прошел по земле и как бы… обозначил круг над степной частью урочища. Старик осознал, что он попал внутрь этого круга.
Преодолевая тугое сопротивление воздуха, он с трудом прополз между кустами полыни и хотел закопаться в первый холмик земли – это была старая лисья нора. Выглянув из-за холмика, чуть не вскрикнул, не совсем от страха, от удивления, потому что давным-давно в родном доме никого не боялся, а степь всегда была его родным домом. Примерно в пятидесяти метрах у куста ракиты стоял не человек, а только чуть-чуть похожий на человека, как нарисованный на бумаге. У него было плоское синее лицо, и!., он держал на руках пропавшего неделю назад Анькиного малайку, и… крутил, или чесал пальцем за его ухом. Сашка, весело гу-гукал и
